Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Черное наследие.
Спираль. Часть вторая.

Утро встретило меня угрюмо.
Свинцовые тучи парили над землей плотным потоком. Трава после туманной ночи ощетинилась холодными каплями. Воздух был свеж, но температура упала до критической отметки в двенадцать градусов. А всплывающее окно на телефоне уверяло, что у Севена «есть разговор».
Не желая вступать в полемику, я без раздумий и промедлений зачистила историю переписки. Нет, я не желала с ним разговаривать. Поговорили уже, довольно.
Впрочем, сообщение напомнило мне о данном вчера обещании заехать к дяде Энджелу в больницу. И поскольку других дел на сегодня назначено не было, решение не откладывать посещение на последний момент пришло само собой. Наскоро покидав в себя ароматные яблочные оладьи и залив капучино, я бодро направилась в гараж.
Именно здесь я почувствовала себя Атлантом, взвалившим на плечи небесный свод, таким тяжелым было осознание того, что я временно осталась без средства передвижения. В Саммерхолде порше чаще простаивал в гараже - мы много гуляли пешком, однако расстояния провинциального городка сложно сравнить со столичными. Здесь, в Бридже, добраться по серпантину до моста уже казалось задачей невыполнимой. Идти пешком в Бриджстоун - одна из самых сумасбродных идей, какая только могла бы закрасться в мою голову. Общественный транспорт пугал до чертиков. Но в гараже, поблескивая фарами и наполированными боками, разместились еще шесть разномастных автомобилей, принадлежавших родственникам. Полная сомнений, я шагнула к вычурному черному ягуару, вернувшему не менее вычурную эмблему - статуэтка животного в броске скалилась с капота. То была любимица Хантера, и взять ее без спроса было бы... некрасиво?
Ну так именно так я и поступила. В качестве мелкой пакости и мести ради, чтобы неповадно было путаться с другими женщинами.
До больницы святого Мартина я долетела за полчаса - ранним утром мало кто охотно садился за руль. Я же чувствовала себя в своей тарелке, утопив педаль газа в полу и с тоской и надрывом распевая про неразделенную любовь вместе с вокалисткой Бриджпортских ведьм (и кто придумал столь идиотское название?). Так что, возможно, Хантеру придется оплатить пару штрафов за превышение скоростного режима. Или, учитывая их многолетнюю дружбу с мэром, он не утруждает себя подобными мелочами?
Я все еще злилась. Злилась на Хантера. Злилась на Севена. Злилась на всех мужчин вместе взятых: ну как только можно быть такими козлами? И даже дяде Энджелу досталось неудовольство - стоило узнать, что в хирургии планерка, и мне и моему носу придется подождать минут пятнадцать.
Но голова послушно кивнула улыбчивой медсестре - и та, шлепая кроксами по влажному полу, удалилась. В приемном остались лишь едва различимый запах нашатыря и двое школьников, отпускающих идиотские плоские шуточки. Я закатила глаза и поспешила укрыться от их чувства юмора в наушниках.
В каком-то оцепенении, словно в медитативном трансе, я не сразу выловила изменения реальности. Вероятно, закончилась планерка: тишина сменилась дверными хлопками, короткими выкриками, похожими на заклинания, и перезвоном. Кто-то спешил в урологию, кто-то интересовался, успеет ли перекусить до обхода.
Коричневые ботинки появились в поле зрения первыми. Кожаные, начищенные до блеска, довольно утонченные, хоть и старомодные - такие были в тренде сезонов этак шесть назад, теперь же в силу вступила более мощная, тракторная подошва и скругленные мысы, но до обладателя данной модели, новость об этом так и не дошла. Или дошла, но он здраво рассудил - какая разница, как выглядит твоя обувь, если основная часть твоего костюма - бесформенный белый халат.
- Мисс Брайс? - его приятный баритон словно выстрел прогремел раскатистым «р» (ах, эти европейцы!).
Светлые глаза, потерявшиеся на бледной коже, бегло, но с интересом изучили лицо потенциальной пациентки, и вновь вернулись к бумагам в руках.
- Да, это я, - скинув наушники, я поспешила выпрямиться во весь рост, и ответила человеку в белом халате изучающим взглядом. - Вообще-то я думала, меня примет доктор Брайс. Мой дядя.
Мужчина, что стоял передо мной, был умопомрачительно высок и широкоплеч. Немолод; морщины расчертили лоб ломанными линиями, черты лица деформировались и сместились вниз под тяжестью времени. Но даже опущенные уголки губ и суровый взгляд из-под белесой челки не могли лишить этого вампира мужского шарма. А походка, припадающая на одну ногу, и вовсе превращала его в гротескный предмет восхищения. Иными словами, выглядел он просто фантастически, и я даже готова была простить ему промах с ботинками.
- Да-да, конечно, - рассеянно отозвался доктор, ничуть не смутившись столь пристального взгляда. - Доктор Брайс подойдет как только решит вопрос по операционному вмешательству с одним из пациентов. Позвольте пока провести вас в смотровую.
Конечно, доктор.
Будь вы помоложе - хоть на край земли.
Но на безымянном пальце его уже поблескивало кольцо. Да и на моем, что уж греха таить, тоже периодически появлялся подарок Бена.
В школьные годы мне уже доводилось бывать в больницах, и в больнице святого Мартина в том числе. Я была здесь и пациенткой, и гостьей Энджела и Шона, и даже один раз снималась для социальной рекламы. Мне были известны местные нравы - двери в смотровую не закрывались, а чаще всего открывались нараспашку дабы сократить время проволочек в случае экстренной госпитализации.
И потому дверь, закрытая за спиной моей на замок, заставила напрячься. Я уже имела неудачный опыт общения с красивыми мужчинами. Как видите, он меня ничему не научил.
- А как Энджел зайдет? - с подозрением спросила я, для грозного вида даже скрестив руки на груди.
На самом деле я ощущала смятение и подавленность. Ну неужели опять во что-то вляпалась? Неужели у меня настоящий талант к поиску приключений на свою пятую точку?
Арктического вида доктор между тем сохранял арктическое спокойствие.
- Постучит, - коротко ответил. - Присядьте, пожалуйста, Хоуп. Позвольте представиться, меня зовут доктор Джейкоб Берджес, я главврач больницы святого Мартина и по совместительству заведующий отделением хирургии. У меня несколько вопросов по вашей страховке.
Я покорно плюхнулась на единственную поверхность, подходящую для сидения - служила ей кушетка на колесиках. Одна из тех, на какой увозят пациентов в операционную. В палату. Или в морг, расположенный в третьем корпусе.
- У меня ее нет, - я пожала плечами. - Страховки. Вроде можно было оформить трехлетку от университета, но я этим не заморочилась.
К чему, черт побери, страховка наследнице многомиллионной корпорации? Заплатить за разовый прием я могла бесконтактно, шуршащими наличными или даже выписать чек.
Выражение лица врача подсказывало: что-то не так. Доктор Берджес с сомнением бросил взгляд в бумаги, после чего вновь попутешествовал по моему лицу, будто ожидая, что я сейчас сознаюсь в каком-то особо тяжком преступлении.
- «Ривердейл корпорейшнз» говорит вам о чем-то? - потеряв всякие интонации поинтересовался он.
Ривердейл корпорейшнз смутно мне знакомы, но, находясь в смятении, мне сложно выцепить воспоминания, связанное с этим названием. Да, я уже слышала его когда-то, вот только...
Запах нашатыря смешался здесь с запахом моющих средств, а затем был забит освежителем воздуха с запахом ромашки. Запах у этого освежителя химозный, и мало чем напоминает деликатный аромат полевого цветка. Все это дело подогревается солнечными лучами, некстати выглянувшими из-за туч и теперь заглядывающими в окно под потолком, превращая смотровую в магазин дешевой парфюмерии и бытовой химии. Ей-богу, лучше бы помещение проветривалось, но я уже понимаю, отчего дверь закрыта. Кажется, меня обвиняют в наличии какой-то липовой страховки. В состоянии стресса воспоминание приходит само собой.
Я сижу в квартире в Саммерхолде, и на коленях моих раскрыт ноутбук. Я только что читала про политические фланги, чтобы лучше разобраться в позиции жениха, и, отправившись путешествовать по ссылкам википедии, обнаружила наличие у Бенджамина трех сыновей. Один из них - владелец крупного застройщика «Рив», он же «Ривердейл».
- Это компания мистера МакКуина? - немалых усилий стоило вытянуть из памяти и имя будущего пасынка. - Гарольда?
На дне водянистых глаз промелькнуло одобрение, а быть может то мне лишь почудилось, потому как ни один мускул в лице доктора Берджеса не дрогнул, он так и продолжил смотреть на меня тем самым строгим взглядом, каким награждают провинившегося ребенка.
- Рейнольда, - поправил он мое изначальное предположение. - В последнее время к нам в больницу зачастили пациенты с серьезными травмами, в том числе с огнестрельными и ножевыми ранениями, о которых мы обязаны заявлять в полицию, и многие из них имеют страховку от «Ривердейл».
Взгляд мой поблуждал по различным поверхностям: по тумбе на колесиках с выдвижными ящиками (из одного из них безжизненно свешивался прищемленный бинт), по столу со стопками бумаг, на край которого опустился красивый немолодой доктор, по той кушетке, на которой сидела я сама, скрестив ноги в районе щиколоток. Я закусила щеки изнутри: кажется, меня подозревают не в липовой страховке, а в причастности к играм отца.
- Можно? - рука сама потянулась к документу еще до того как мозг оформил мысль в конечный продукт.
Протянутая страховка выглядела как самая обычная, ничем непримечательная страховка. Листы с официальными печатями, подписями и гарантийным письмом страховой компании на фирменном бланке. Словом, едва ли кто-то заинтересовался бы, будь случай единичным.
Но доктор Берджес, вероятно, уже имел дело с волками. В подтверждение моих слов, он заговорил снова:
- Я уже говорил с мистером Капелли, - мышцы лица нервно дернулись, услышав знакомую фамилию. - И просил его и его подопечных здесь не появляться. Мы с подобными страховками впредь работать не будем.
- Понимаю, - сдержанно ответила я.
И я действительно понимала. Понимала, какие травмы по большей части получают киллеры, ведущие бой не на жизнь, а на смерть. И понимала по какой причине Берджес не желает связываться с подобными явлениями. Единственное что оставалось мне непонятным в данной ситуации - это то, что он знал Севена. Иными словами, доктор не просто слышал об играх, он был знаком с одним из действующих лиц, знал его фамилию. При скрытности Севена подобный факт казался выходящим из ряда вон.
Врач смотрел выжидательно, передавая мне возможность следующего хода. И я его сделала - резко дернув листы в разные стороны. Правую половину бумаг - вниз, левую - вверх. С протяжным воем предмет преткновения обратился в бездоказательные клочки.
- Простите за произошедшее недоразумение. Попрошу жениха больше не присылать подобных документов без моего ведома. Я все равно планировала оплатить наличными.
- Неплохой ход, - мой оппонент подкрепил слова одобрительной мимикой. - И кто же ваш жених? Гарольд? Рейнольд?
Отчего-то идея скрыть имя жениха показалась крайне заманчивой. Не хотелось расстраивать этого строгого, но справедливого (и - напомню! - красивого) мужчину. Хотелось выглядеть белой и пушистой в его глазах, не имеющей отношения в жестокому ремеслу. Однако врать и изворачиваться было выше моих душевных сил.
- Их отец.
- Бенджамин, - Берджес бросил выразительный взгляд в карту. - А вам, значит, двадцать...
В голосе доктора Берджеса не читалось ни единой эмоции, словно механический робот разговаривает с тобой, и ты совершенно не понимаешь, как он относится к произошедшему. Откроет ли дверь в кабинет, накричит или вовсе заколет скальпелем.
- А любви, знаете ли, все возрасты покорны, - неопределенно отзываюсь я.
Замечательная фраза. Прекрасный ответ практически на любую любовную драму с участием разновозрастных пар.
Тяжелый глубокий вздох послужил мне ответом. Рука, исполосованная крупными венами, с легкостью отперла замок, и теперь лежала на ручке двери. Сжимая трость в другой руке, доктор медлил.
- Вы очень привлекательная девушка, Хоуп, - начал он, обернувшись через плечо. - И, вероятно, далеко неглупая, раз Бенджамин выбрал вас.
Внутри меня разливалось тепло. Будто кошка, разомлевшая от поглаживания, я почти издала мурчащий звук: он это сказал! Он сказал это, черт побери! Очередной красивый состоявшийся мужчина признал меня привлекательной, ни разу не поморщившись от вида шрама на лице. Никто в последнее не морщился, и обращал минимальное внимание на дефект. Так зачем я вообще носила эту дурацкую челку?
- Поэтому я не стану читать нотаций, а просто еще раз предостерегу, - доктор Берджес сосредоточил внимание на кольце с огромным бриллиантом, что подарил Бен; казалось, вся горечь мира затаилась на дне его светлых глаз. - В мире вашего жениха в ходу потребительское отношение к женщинам. Да и к людям в целом. И когда на чашах весов оказываются любовь и деньги, дружба и деньги - перевешивает последняя. Так что берегите себя.
Последняя фраза прозвучала в аккурат под пришествие дяди Энджа. В больничных условиях звучала она максимально неопределенно, и могла быть адресована любому пациенту, но на лице Энджела тут же нарисовалось недоумение.
- Эм... доктор Берджес? - он прищурился.
Амбиции Энджела тянулись вплоть до кресла заведующего отделением, и напряжение в отношениях между дядей и его боссом не были тайной ни для единого члена семьи.
- Проводил твою племянницу до смотровой, - в лице Джейкоба не дрогнул ни один мускул. Вероятно, пояснять ситуацию со страховкой главврач не планировал.
- У нас нехватка сестер?
Отвечать на данный вопрос мужчина посчитал ниже своего достоинства. Оперевшись на трость, он шагнул в коридор; но я не горела желанием его отпускать, ведь в голове созрел следующий, вполне закономерный вопрос.
- Джейк, вы дружили с Беном?
Столь фривольное обращение застало врача врасплох: впервые за всю нашу беседу он позволил эмоциям прорваться сквозь ледяную завесу. Уголки губ его дрогнули и поползли вверх, от глаз мелкими лучиками разлетелись морщинки.
- Бог миловал, - коротко отозвался он.
Несмотря на громкий статус «дядя», нас с Энджем разделало чуть более десяти лет, и он в моем мозгу числился скорее старшим братом, чем дотошным взрослым родственником, намеревающимся поучить меня жизни. Вероятно, и я для него была младшей сестренкой, во всяком случае в первые же пять минут нашего общения он без зазрения совести припомнил собственную студенческую молодость - с красотками в коротких белых халатиках, разгульными вечеринками и рецептами на лечебную марихуану. Мы хохотали от души, пересказывая друг другу нелепые и курьезные ситуации в университете, и с каждой минутой я все больше проникалась дядиным позитивом, любовью к жизни и к людям.
Однако время приема в больнице сильно ограничивалось наличием постоянно появляющейся работы в лице безумных подростков с различными видами травм - верно в дни школьных каникул им было нечем себя занять, а оттого в медицинских картах фигурировали разбитые в импровизированных бойцовских клубах носы, воспаления от самодельных проколов и прочая первобытная чепуха. А потому наспех попрощавшись до вечера, я, успокоенная снимком целого носа и выписанным лечением (лечебная марихуана в нем отчего-то отсутствовала), поспешила по дальнейшим неотложным делам.
Например, отправить Бену гневное сообщение по поводу страховки, выпить фраппе в незнакомой итальянской кофейне, пустить скупую слезу по мерзкому итальянцу, о котором мне напомнили кофейня и переброшенная через плечо камера, и три раза пересмотреть фотографии на карте памяти. Снимки шведских металлистов я перекинула на ноутбук и послушно отправила на е-мейл, указанный на визитке Шелли, получив в ответ короткое «спасибо, подходит». Однако помимо этого сета здесь, словно прекрасная принцесса в темной башне, были заточены и множество других отличных снимков. Портреты Эбби, несколько панорамных видов с самой высокой точки Саммерхолда, баскетбольный матч и два бэкстейджа со съемочной работы Аарона, которые я давно обещала ребятам отдать в готовом виде, но так и не собралась сесть за ретушь.
Ну что же... раз у меня еще есть время до вылета, и в рюкзаке валяется брошенный на всякий случай ноутбук, этим стоило воспользоваться...

---

Черное наследие. Спираль.
Часть первая.

Ночь укрыла город сумеречным покрывалом. Густой и тягучий туман, нехарактерный для Бриджпорта, застелил мелководье Шелтон-ривер, мягко прокрался в сторону промышленного района и опутал доки. Здесь река Шелтон впадала в Дэвлингтон ривер и обе они, переплетаясь, несли свои таинственные темные воды в море. Иногда на сиротливый скалистый берег выносило тела утопленников, и Дэвлингтон из старого темного промышленного района превращался в маленький центр вселенной - туда слетались журналисты и телевизионщики, собирались толпы зевак, пытающихся выведать о произошедшем из первых уст.
Видневшийся вдали Дэвлингтон, темный и опасный, всегда манил искателей приключений вроде меня. Мрачный и одинокий, я знала, он магнитом притягивал и Севена, в свое время поселившегося там в конце одной из небольших улиц-отростков. И сейчас, стоя у окна в престижной высотке, принимавшей богатенькую девочку как свою, я поймала себя на бессознательной попытке узнать его дом в ночной мгле. Красивый образ, отдававшийся болью и тоской в сердце, не желал покидать меня в родных местах. Сколько воспоминаний таила в себе опаленная неоном бриджпортская ночь. Алкогольные трипы, случайные прикосновения, глупые и сальные шуточки, отпускаемые Севеном и Ваниром. И такое разочарование в итоге.
Острая сталь взгляда. И губы, презрительно кривящиеся, выплевывающие слова-кинжалы.
Заметив мой потухший взгляд, Картер, истолковавший все более прозаично, поспешил задернуть шторы.
- Да, вид из окна, конечно, дрянь, - кивнул кузен. - Зато почти в самом центре и недалеко от галереи.
Ах, Лэйн боливар с его башнями-близнецами...
Незыблемый крест каждого мечтателя. Увековеченный в открытках столп современного Бриджа. Символ дружбы двух рас, ратующий за равенство и сходство и в то же время разделяющий их. Один - для людей, второй - для вампиров. И между ними - небольшой сквер с прудом, ловушка города, подстерегающая каждого человека ступившего на скользкую дорожку вампиризма: после обращения тебя не примут ни в одной из башен. Ты просто застреваешь в этом сквере, подвешенный между двумя мирами - отверженный теплокровными, непринятый хищниками. Будучи вампиром в третьем поколении я не ощущала себя изгоем, однако частенько ловила неприязненные взгляды старейших вампирских династий на маме и Кристиане. Доставалось даже Бернарде, однако ей - во всяком случае со стороны так казалось - было глубоко плевать на мнение соседей.
Лэйн боливар яркой медианой пересекал центр города, тянулся аж от Граспер стрит и упирался в набережную имени Карвинга. И на протяжении всего бульвара, справа и слева и даже вглубь, вытянулись по струнке многоэтажные дома и жилые комплексы с заоблачными ценниками. Картер позволил себе снять небольшую уютную квартирку в пятнадцати минутах ходьбы от картинной галереи, куда устроилась Лорен - дом стоял в глубине двора и окнами выходил на мрачноватую окраину, а не на расцветающие всеми цветами радуги башни Толледо, и оттого в стоимости аренды стояла цифра куда более подходящая его бюджету. Позволил он себе и не беспокоиться о деньгах, хотя, если верить рассказу подруги - а не верить ему оснований не было - тетя Эйлин поставила вопрос ребром: или «эта девка» или денег не проси. И теперь он сидел здесь, созерцая стройку и очистительные каналы, покровительственным взглядом окидывая Лорен в новых дизайнерских шмотках и глотая вишневый крик, абсолютно довольный сделанным выбором. Вот только надолго ли?
- Брось, - лицо Дарк блеснуло смущенной улыбкой, запоздало продолжив затронутую тему. - Видали мы виды и похуже. Не знаю даже, как тебя благодарить.
Подруга развела руками, ожидая какой-либо реакции. Картер, сурово сдвинув брови, нехотя отозвался:
- Не благодари.
Я не знала, что происходило между ними: Лорен не рассказывала, а я не собиралась выпытывать. Быть может еще не притерлись друг к другу, все-таки быть соседом Картера по комнате - тяжкий и ежедневный труд. Улавливать перемены настроения, терпеть раскиданные по квартире вещи, домывать за ним посуду, оставленную в раковине не пойми для кого...
А быть может Дарк все же собралась с духом и рассказала ему про Франца.
Телефон запиликал мелодией будильника, поторапливая засидевшуюся гостью.
- Ты точно хочешь ехать по такой погоде? - обеспокоено уточнил Карти. - Может быть переночуешь здесь? На улице такой туман, что не видно дальше собственного носа.
- Не переживай, буду ползти со скоростью черепашки и держать дистанцию. Тумана я не боюсь.
Оставаться у друзей не хотелось. Разве что на секунду, уже стоя в дверях и застегивая ботильоны, почувствовала укол интереса - предложат ли мне в двухкомнатной квартире отдельную спальню или же разделить кровать с Лорен. Однако если не брать в расчет неуместное любопытство чужими интимными моментами, мне хотелось поскорее добраться до дома - там ждала свою хозяйку уютная пижамка, а также множество воспоминаний, таящихся в уголках нашей с сестрой подростковой комнаты, и вкуснейший завтрак наутро. Возможно, мне даже удастся выловить кого-то из родственников, возвращающихся в ночи.
Однако стоило ступить во тьму, как вся моя решимость и бравада улетучились: колючая ночь, казалось, таила в себе опасность, обступая со всех сторон. В плотном кольце непроглядного тумана чудились темные фигуры, наблюдающие и выжидающие.
Я поспешила закрыться в машине - предварительно проверив заднее сиденье на наличие маньяков, конечно же - однако и уединение в полутьме просматриваемого кабриолета не принесло успокоения: все казалось, что кто-то за мной следит. Тщательно вглядываясь в локальный сайлент хилл через лобовое стекло, я лишь с третьего раза смогла завести двигатель.
То был плохой знак. Стоило написать Картеру и вернуться, а не тащиться через полгорода в сторону холмов, подумать о том, что будет если по такой погоде двигатель просто откажется работать. Но мне отчего-то уже не захотелось выходить из машины - и порше, разрезая молочную дымку дальним светом, неспешно покатил по бульвару. Здесь, на широкой дороге в самом сердце столицы, было не в пример спокойнее: несмотря на погодные условия, клубная жизнь в центре не умолкала ни на секунду. Музыка гремела отовсюду, со всех сторон вспыхивали и угасали разноцветные огоньки. Люди развлекались. Особо беззаботные, пользуясь низкой скоростью потока автомобилей, пересекали улицу в самых неожиданных местах. То тут, то там возмущенно взрывался клаксон. Как ни парадоксально, но в толпе я чувствовала себя в большей безопасности.
Без происшествий мне удалось добраться до Карвинга, и войти в резкий поворот на мост. Мысленно я уже преодолела серпантин БриджХиллс и заезжала в любимый двухуровневый гараж на восемь машин, парковала свою красотку и отправлялась в сладкие объятья шелковой пижамы. На деле же красотка моя уже припарковалась - прямо возле парапета она несколько раз сладко чихнула, резко вздрогнула и заглохла без объяснения причин. Спустя пять попыток пробудить двигатель ото сна и две отчаянные матерщины от добрейших жителей холмов, с успехом проезжавших мимо оказавшейся в беде девушки, стало ясно как божий день: помощь можно не ждать.
Атаковав телефон, первым делом вызвала эвакуатор. Уже после, в сомнениях глядя на экран, взобралась на парапет. Кристиан был с мамой в Нью-Йорке, но Хантер находился в Бридже. Наверное, стоило набрать его номер, раз уж я все равно еду домой? Срывать Бена с места было бы глупо, да и, сказать по правде, я вовсе не горела желанием увидеть жениха.
Здесь, возле воды, в легкой джинсовке запросто можно было продрогнуть - о внезапном перепаде температур сообщали с утра в новостях, однако мне и в голову не пришло кинуть в багажник что-то теплое на вечер, и теперь приходилось кутаться в куртку, одолженную из шкафа Картера. С нарастающим негодованием я наблюдала, как, огибая желтый порше, машины пересекают мост - некоторые догадываются возмущенно бикнуть, сообщая о том, что остановка на мосту запрещена, но ни одному не приходит в голову предложить помощь. Никто не хочет решать чужие проблемы, имея кучу своих.
Стоило мне подумать так - и боковое зрение выхватило несколько громадных авто, на скорости мчащих по набережной. Один из черных, тонированных в разы более положенной нормы джипов замедлил ход и завернул в дорожный карман, загадочно подмигивая аварийками. Три его массивных сородича, едва не проскочив на поворот, неуклюже приткнулись к обочине.
Такие кортежи чаще всего принадлежали политическим династиям - Кэтти ездила в школу в сопровождении двух амбалов, следовавших за ней по пятам - или бандитам. На всякий случай я приготовилась к любому из вариантов: вдруг кто-то из Хэмлоков сменил привычное транспортное средство после столкновения с Севеном и его тщеславием (или что там заставило его вломиться в дом мэра и охотника за бернсовскими головами?), и с интересом принялась ждать развития событий.
Однако вместо мало-мальски знакомого лица из джипа, возглавлявшего колонну, появился совершенно неизвестный мужчина. Блондин среднего роста, в черном с иголочки костюме, он проворно выпрыгнул с водительского сиденья, не воспользовавшись подножкой. Приятное лицо, светлые глаза, светлая растительность на лице в тон волос, тщательно уложенная и обхоженная не то хозяином бородки, не то профессиональным барбером.
- Заглохла? - поинтересовался незнакомец, с искорками веселья поглядывая на розовые косички. И, получив осторожное «ага» в ответ, с легкостью предложил помощь. - Взять на трос?
- Нет, спасибо. Уже жду эвакуатор.
Появись он чуть раньше - возможно, я бы и не отказалась от столь заманчивого предложения. Не ждать на ветру, а побыстрее оттаранить машину к дому и нырнуть в теплую ванну - это, знаете ли, бесценно в столь отвратительную погоду. Сырость висела в воздухе, превращая волосы в выбивающиеся из прически завитки, возможно, даже тушь отпечатывалась на веках; хотелось поскорее смыть остатки былой минеральной роскоши.
Незнакомец - я все еще не решила для себя, является ли он бандитом, слишком уж добрые, лучистые глаза взирали на застывшую над ним фигуру - по всей видимости, являлся главным действующим лицом всей этой джипо-процессии. Обернувшись к трем другим монстрам, он дал знак ехать дальше без него. Решение это меня немного напрягло. Неужели даже в багги-джинсах я походила на искательницу приключений и любительницу сесть в машину к незнакомцам?
- Стэн, - поправив наушник, мой предполагаемый водитель обратился к фонарям на том берегу. - Передай Моник, мы с Сильв подъедем чуть позже. Завезем Хоуп домой.
Ну что же, присутствие некой Сильв значительно упрощало ситуацию, по крайней мере, отбрасывало хоть часть домыслов. Женщина у него уже есть.
И имя мое ему известно. Удивиться последнему я не успела: вновь ткнув в наушник, блондин продолжил раздавать указания уже на другой частоте.
- Азис, ты остаешься с нами ждать эвакуатор. Набери Пьеру, скажи, что все сдвигается на полчаса. И, пожалуйста, напомни Честеру и Курту, что у них не так много времени.
Щеки вспыхнули - вовсе не от ветра или стыда. Одно упоминание имен брата и кузена отрезвляло получше температуры ночного воздуха. Значит, сегодняшним туманом Бриджпорт встречал гостей из Миднайт холлоу. Сильвию - ту самую, что заменила Севену родную мать и о которой он вспоминает с затаенной в уголках губ улыбкой - и дядю Джеймса. Я мало что знала о собственном отце и отце Ванира, а уж о миднайтской ветви Бернсовского фамильного древа и вовсе не ведала ничего кроме отдельных оброненных родственниками фраз, что жадно глотал мозг и с фанатизмом втирал в подкорку. Дания называла Джеймса отличным парнем, говорила, что ей с братьями так не повезло.
Он не был похож на папу или дядю Николаса, не было в нем ни единой черты тети Дании. Схожесть с Честером едва уловимо проскальзывала в мимике. Этакий обособленный член семейства.
- Сними ее оттуда, Джеймс, - словно тихий шелест настиг нас посреди обмена улыбками: с пассажирского сиденья за нами наблюдала безликая миссис Бернс. - Камни отсырели.
- Заставляешь Сильвию нервничать, - спрятав улыбку в уголках губ, Джеймс подал мне руку, помогая спуститься.
Вместе мы двинулись к машине.
Стоя у старой мануфактуры, я уже пыталась представить себе Сильвию в окружении семьи, но все, что лезло мне в голову, было навеяно скорее образом Честера, и немного - Сева. Однако Сильвия, как и сын, действительно оказалась блондинкой. Белоснежные волосы ее были собраны в высокую прическу, а яркий макияж мгновенно перетягивал взгляд на себя. Далеко не сразу я обратила внимание на неровный след на коже, напоминающий ожог.
...Это было похоже на прозрение. Будто бы я находила кусочки паззлов и все вставало на свои места. Вот почему Севена не пугала, а даже привлекала отметина на моем лице - он был воспитан женщиной с практически идентичной. Что, впрочем, ни в коей мере не объясняло сцены, устроенной в библиотеке. Мать его сбежала с режиссером быть может - и теперь он зверел, стоило ему увидеть девушку с представителем данной профессии? Надо бы предупредить Ронни в этом случае, может и Ронде стоило опасаться приближения бессмертного.
Хохмить получалось отменно, и первое время юмор действительно спасал. И все же слышались мне тревожные звоночки в попытке докопаться до истинных причин. Понять, отрефлексировать, простить. Так было бы удобнее и безопаснее для психики - но не для инстинкта самосохранения.
Стойкое желание узнать, кем по профессии был неведомый Чарльз, поселилось в голове. По счастью, там же поселился еще и мозг, который не позволил желание это озвучить в форме вопроса прямо здесь и сейчас. Я даже не была уверена, что дядя и тетя были в курсе семейных перипетий старлайтских родственников, и уж тем более не была уверена, что информация эта мне действительно необходима.
Я сидела в машине, наслаждаясь теплом, грея продрогшие конечности возле печки, разомлев от заботы, которой тут же окружили новоявленные родственники. Дядя и тетя, казалось, создавали уют из пустоты. Джеймс и его добрая улыбка, путавшаяся в мимических морщинках возле глаз. Сильвия с ее неповторимым приглушенным голосом и очаровательными ямочками на щеках. Они с удовольствием расспрашивали о моих делах, с огнем в глазах слушали рассказы, вставляли реплики, делились мнениями, заставляя чувствовать себя долгожданной и интересной гостьей, а вовсе не свалившейся как снег на голову дальней родственницей, которую пришлось вызволять из беды.
Мне совершенно не верилось, что такая милая и располагающая к себе пара может оказаться частью той преступной группировки, что создал отец.
- Что привело вас в Бридж? Дела? - я запоздало поинтересовалась жизнью родственников.
- Не совсем, - лоб Джеймса расчертила горизонтальная морщина. - Печальная утрата, увы. Приехали проститься с двоюродным братом Сильв.
Рука дяди с трепетом и скорбью обхватила ладонь супруги, обнажив самые трепетные чувства. Этот его взгляд, полный нежности, сочувствия, до краев наполненный любовью и трогательной заботой - он говорил так много, что слова и клятвы меркли, обращались в прах. Сколько же они вместе, сколько всего прошли за эти годы - но с каким упорством пронесли свои чувства сквозь пески времени.
Через стекло я наблюдала за уверенными движениями Джеймса, когда он вышел к прибывшему наконец эвакуатору.
- Удивительно, как вам удалось сохранить любовь столько лет спустя, - зачем-то буркнула я Сильвии заплетающимся языком. - Не то что некоторым.
В тот момент я думала о Ханте и Берни. Именно они, а вовсе не мама с Крисом, являлись для нас с сестрой символом вечной любви. Да что там, они являлись примером для всех Брайсов, тем самым цементом, что склеивал каждый кирпичик домика, удерживая вместе. Такими кирпичиками были мы - дети, внуки, братья, сестры. Но стоило мне отвлечься, уехать в университет, как домик стремительно стал разваливаться. Каждый занялся своим делом. Все разбрелись кто куда.
Хантер частенько не ночевал дома, и мы даже не старались вызнать, пропадает ли он все это время на работе или весело проводит в компании другой женщины: услышать ответ попросту страшно.
Нет, вообще-то все началось раньше. С болезни мамы. С возвращения Розалинды Редстоун в нашу жизнь.
- В море отношений бывает и шторм, и штиль, - в поле зрения появился лишь профиль Сильвии. Она в задумчивости, с коронной полуулыбкой смотрела в боковое стекло. - Иногда корабль уходит в другие гавани. И все что тебе остается - ждать его, достраивая причал. Потому что вечность - это слишком долго, чтобы обещать кого-то любить.
- И слишком долго, чтобы ждать.
Не то чтобы споры входили в планы на сон грядущий, но мне, черт побери, действительно есть что возразить! Как это - он уходит, а ты остаешься ждать? И сколько? Сколько можно провести в ожидании?
- Молодость терпит эгоизм, - прошелестела тетя. - Любовь - нет. Мы познаем настоящие чувства только отбросив собственное «я».
- Так разве же уходить в другие гавани - не проявление эгоизма?
- Естественный ход жизни. Мы созданы несовершенными, подверженными соблазнам. Мы ищем лучшей жизни. Любовь к ближнему и любовь к себе борются в нас. И все истории отношений сводятся к поиску баланса.
Кто-то дает, кто-то берет. Кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить. То, о чем втолковывают толпы коучей межличностных отношений, оценивающих перспективы пары годовалыми периодами. В их устах это звучит словно надменный пафосный бред, который тебе влили в уши за твои кровные зеленые. Сильвия же, тихая словно плеск волн, шепотом своим будто открывала тайны мироздания, расширяла границы сознания, нашептывала, что я слишком низменна, чтобы познать настоящую любовь ибо не готова к жертвенности и покорству.
- Дядя не выглядит как тот, кто уходит в другие гавани. Хантер выглядит. Севен выглядит, - я проглотила упоминания о Честере; в конце концов он их родной сын, а тут как известно, что посеешь, то и пожнешь. - Но Джеймс - нет. Он выглядит так, что влюблен в тебя до безумия.
- Так и есть, - подтвердила Сильви, все еще не меняя положения головы. Она застыла как каменное изваяние, и в полутьме салона я могла наблюдать лишь трепет ресниц. - Влюблен.
Прежде чем я успела выразить одобрение, тетя заговорила вновь.
- И он уходил трижды. У Честера есть две сводные сестры.
Слова застряли в горле. Уходил? Трижды?!
- И ты прощала...
- Мне есть ради чего прощать. Ради истории, что уже написана. И ради той, что только впереди. Я не претендую на истину. Мне не известны законы вселенной. Я не знаю, есть ли где-то обещанный бог. Но что я знала с самой первой минуты, когда увидела Джеймса - что именно с ним я хочу быть до последнего своего вдоха. Я не знала, сделает он меня счастливой или глубоко несчастной, я просто шла за ним потому что он позвал и потому что сердце мое ему поверило. И если и есть на земле рай, то он рядом с любимым. Ради этого стоит ждать.
Контраргументы в черепной коробке танцуют победный танец на пепелище, но я не озвучиваю ни один из них. Это - ее правда, ее смысл. И ее слова таят в себе историю целой жизни. Мое поколение другое, более свободолюбивое, эгоцентричное. Мы строим мир вокруг собственного «я». И все же надеемся на любовь. Это не хорошо и не плохо, скорее - как она там сказала? - естественный ход жизни.
Джеймс вернулся вскоре - стоило эвакуатору погрузить порше на сдвижную платформу и тронуться, как тот, вновь отдавая команды в наушник, направился к джипу.
- Отвезут твою крошку на сервис к нашим парням, - обращение его заставило улыбнуться: все-таки мы на одной волне. -Они ребята рукодельные, но... охочие до красивых девушек, так что как только все будет готово - Азис пригонит машину к дому, ты к ним не суйся.
Серые глаза выжидательно уставились в разбитую переносицу. Джеймс, вероятно, ждал ответа.
- Окей, - легко согласилась я. - Все равно не знаю, куда ехать.
- Вот и славно, - отозвался дядя, не поясняя, находит ли славным мое согласие, или то, что местонахождение сервиса с любвеобильными парнями мне неизвестно.
Мотор заурчал, довольный возвращением хозяина.
Пятнадцать минут спустя я входила в дом, где прожила практически всю свою сознательную жизнь. Здесь мало что изменилось за два года. Здесь мало что менялось пока я жила здесь. Все тот же выдержанный черно-белый стиль, разбавленный лишь зеленью растений в пузатых кадках. Картины современных абстракционистов с жемчужиной коллекции - картиной Поля Деруни «Вспышка цвета» (подобную картину я рисовала в начальной школе, и Той добавил ей красок, вымазавшись в рубиновой гуаши). Узкие коридоры с белыми дверьми из плотной древесины, поглощающей звуки. Бесконечные зеркала - целые ряды зеркал, размножающих твое отражение на все стены - для визуального увеличения пространства. И запах... о, эта смесь ароматов - корицы, кардамона и сандалового дерева - не выветрится из головы никогда. Каждый раз, открывая дверь, я сталкиваюсь прежде всего с ним, и с собственной улыбкой в отражении. И еще - с Фернандой.
Помимо запаха в эту ночь меня встретила тишина: главный источник шума и гама мирно посапывал в кроватке, периодически сморщивая вздернутый нос. Я могла пройти всего несколько метров до нашей с Джо комнаты - спокойно принять душ, переодеться и отбыть в страну сновидений, но внезапно заметив отблески от лампы на полу второго этажа, словно мотылек полетела на свет.
Несмотря на поздний час, Бернарда расположилась за столом все еще при парадном костюме, каблуках и косметике. В белесом свете монитора она выглядела нездоровой, и взгляд, до краев наполненный ненавистью и отвращением, только подтверждал мои опасения. Никогда прежде мне не доводилось видеть ее такой, и оставалось лишь догадываться о том, что же Берн видит сейчас перед собой. Мне живо представился Хантер с какой-нибудь красоткой - в конце концов о его романе с одной из певичек со студии звукозаписи судачили в «кровище» все, кому не лень. Но Бернарда упорно делала вид, что светская болтовня ее не интересует.
Надо сказать, после разговора с Сильвией, понять выжидательную позицию Берни стало куда проще. Однако, это вовсе не означало, что поведение Хантера стало восприниматься иным образом. Его холодная надменность по отношению к любимой женщине ранила всю семью - и в том была исключительно его вина.
- Ты в порядке? - я шагнула в световое пятно, стараясь издавать как можно меньше шума. - Выглядишь так будто сейчас обратишься в Халка.
Бернарде не сразу удалось избавиться от маски отвращения: поймав в фокус нарисовавшуюся фигуру, она еще несколько секунд сверлила её, прежде чем взгляд прояснился. Она устало выдохнула и потерла уставшие глаза.
- Разве что в профессора Халка, - без тени улыбки отозвалась. - Две модели отказались от участия в показе. Одна еще совсем молоденькая девочка, её не пустил в Нью-Йорк отец, какие-то там проблемы в семье. А Николь... - в тоне Берн молнией сверкнуло раздражение. - Я три наряда перешила специально под ее параметры, а она в последний момент отказалась ехать.
Сам факт того, что Берн думает о работе немного выбил меня из колеи. У нее вроде как семья рушится, а она о моделях и показе печется. Неужели все настолько плохо, что все, что ей остается - это с головой погрузиться в работу?
- Ну ничего... - пораженная приоритетами, я похлопала глазами прежде чем нашлась с ответом. - Одна модель у тебя, считай, есть. Я, правда, давненько не ходила по подиуму, но у меня еще есть несколько дней на репетиции.
Всего через сутки вся команда, отобранная для показа, должна сесть в самолет, чтобы перенестись на локальный нью-йоркский показ, посвященный дню рождения бренда. Берн много работала и готовилась к этому дню. Неудивительно, что сейчас она так зла. Кому понравится, когда его усилия обесценивают недобросовестные работники?
- Только генеральная в среду... ты уверена?.. Я хочу сказать, ты действительно думаешь, что готова вновь пройтись по подиуму? Несмотря на шрам?
- Если ты готова меня взять. Я больше не жертва, Берн, я больше не закрываюсь от этого мира.
Очаровательные ямочки украсили лицо именитого дизайнера, оттеснив усталый и болезненный вид. Озорные чертики заплясали в ее глазах:
- И кому же сказать спасибо за такие изменения?
- Не думаю, что ты захочешь с ним разговаривать. Это все Севен, - я пожимаю плечами и едва не зажимаю рот, чтобы не сказать лишнего.
«Посмотри, мой нос - это тоже он», - хочется добавить. Хочется зарыться в колени Берн как в детстве, спрятавшись от невзгод и большого мира. Завыть в голос, выплеснуть боль, получить ответы на бесконечные «почему?» и «за что?». Но я больше не малышка, и вовсе не хочу ее тревожить. Больше всего на свете я не хочу показаться своей семье слабой.
- Вот как... - задумчиво произнесла Берн. Ресницы ее дрогнули, прежде чем испуганными птицами устремиться ввысь. - Он для тебя много значит?
Невинный вопрос, не подразумевающий ничего особенного, не требующий немедленного знакомства с родителями или чего-то вроде того. Вопрос, который постоянно задают родители, стоит им завидеть дочь с новым кавалером. Когда-то давно Крис интересовался нашими с Эдом отношениями. Но в устах Бернарды данный вопрос звучит... утвердительно? Он словно не требует ответа. «Он для тебя много значит, не так ли?» - стоило бы спросить. Или просто не позволять голосу создать эту ненужную вопросительную интонацию.
Ну почему? Зачем мы вообще подняли эту тему? Щеки мои вспыхнули, тело воспылало жаром, будто не его полчаса назад трясло от озноба. Написано ли у меня все на лице крупными красными буквами или еще с детства бабушка знает меня как облупленную? Или, быть может, ей и самой довелось попадать под магнетическое очарование всех этих опасных парней? В конце концов, не стоит забывать за кем она была замужем.
- Сложно сказать. Мы поругались. Возможно, больше не будем общаться, - голос мой прозвучал совершенно пренебрежительно, мол, ерунда какая, просто поругались. Не так много Севен и значит для меня.
Берн одарила меня долгим внимательным взглядом, словно смотрела в самую душу.
- Не думала, что от ссоры зависит сколько места кто-то занимает в твоем сердце, - совершенно серьезно произнесла она; на лице не проскользнуло ни тени привычной мягкой улыбки, будто совершенно иной, незнакомый человек сидел сейчас передо мной. Человек, способный на ненависть и отвращение, человек, которому не чужды не самые радужные человеческие эмоции, вот что я хочу сказать.
Звучало это все как обвинение, и вовсе не в чувствах, которые я никак не могу унять, а в сокрытии чувств этих от родных. Возможно, так уже делала мама? Или сама Берн?
Было ли то очередной попыткой уберечь нерадивого ребенка от ошибок или я опять-таки не понимала ситуации до конца?
- Он поднял на меня руку, - коротко пояснила я: вдаваться в подробности не хотелось. - Думаю, на этом сердцу пора одуматься.
Усмехнувшись, Бернарда вдруг откинулась на спинку дивана. Подошва черных изящных лодочек совершенно дерзко и нетипично для их хозяйки опустилась на стол возле все еще открытого на сметах ноутбука. Яркий белесый свет жадно лизнул черные джинсы скинни, собранные гармошкой на тонкой щиколотке, блеснул в браслете на точеном запястье - я проследила за этой игрой бликов, не сразу заметив вернувшееся вновь незнакомое выражение лица.
- Но ты ведь знала, чем он промышляет? Надеюсь, не полагаешь наивно будто сможешь его изменить?
Ах как заманчиво и в то же время как глупо было бы размышлять таким образом. Сотни, тысячи девушек ежедневно обманываются в своих мужчинах. Но я уж точно не попадусь на эту удочку. Помимо того, что он не мой мужчина, черт подери.
Краткое «нет» ощутимым холодком повисло в воздухе. «Ну я же не какая-то лохушка» - должен был сообщить он, но, кажется, для Берн, съевшей в свое время на Бернсах собаку, звучало все это совершенно неубедительно. Она лишь едва заметно кивнула, и вновь погрузилась во всплывающие окна мессенджеров.
- Еще немного поработаю, - прокомментировала она очевидное. - Дождусь Ханта. А ты отдохни перед перелетом.
Ее оттаявший голос вновь нагнал меня уже на лестнице:
- Родная... у Энджела смена до шести. Покажи ему нос.

---

Семейные узы

Сообщить отцу о побеге из дома Картер предполагал на следующий день: то была суббота, а значит, Эймер не спешил в офис, и можно было спокойно и с расстановкой все обсудить - и свалить из дома с чистой совестью и без лишних волнений.
По несчастью дома оказалась и Эйлин - Картер выругался про себя: вот принесла же ее нелегкая! - и если отец казался Картеру логичным до безобразия и принимающим его сторону, то договориться с матерью, пропустившей часть взросления детей, было сложнее. На деле ровно так оно и оказалось.
- Ты на тренировку, милый? - поинтересовалась Эйлин, заметив спортивную сумку, в которую Карт складывал особо любимые пожитки. - Вновь играешь в баскетбол?
- Ага, почти, - выдрав из розетки раритетную «сегу» сын наградил бизнесвумен насмешливым взглядом. - Снял квартирку в центре, теперь буду жить там.
Взглядом, не терпящим возражений, тем самым, которым она награждала собственных подчиненных, дабы они поняли, какое ж они дно, миссис Брилль попыталась удержать сына в четырех стенах комнаты, обставленной высокооплачиваемым дизайнером. Плохо ли получилось? Не получилось вообще. Ее роста категорически не хватало, чтобы хоть как-то повлиять на вымахавшего на полторы головы выше нее мальчика.
- Нет, не будешь, - насмешливо произнесла она, все еще уверенная, что правда за ней.
- Нет, буду, - спокойно возразил Картер. - Я уже оплатил залог, и моей ноги в этом доме больше не будет. Разве что в гости позовете. И то сомневаюсь, что снизойдешь.
- Картер Брайс, - голос Эйлин дрогнул, выдавая насколько сложно ей дается самоконтроль в общении с собственными детьми. - Ты только вчера школу окончил, мал еще для подобных решений.
- Дамочка, не знаю, где вы шатались весь прошлый год, но так-то я уже треть университетской программы прошел. В универе, кстати, встретил девушку, будем жить вместе.
- Не стоит совершать поспешных действий. Посмотри на брата, они с Рондой не торопятся съезжаться, - в попытках воззвать к разуму бестолкового ребенка Эйлин решила прибегнуть к опыту старшего сына. - Скажи ему что-нибудь, мой сладкий.
Аарон, поправив очки, перевел взгляд с матери на младшего брата. Вообще-то он тоже был знатный любитель потроллить родню, однако в силу менее резкого и бунтарского характера позволял себе подобные выходки крайне редко. И все же мать, нечастый гость в их доме, явно пропустившая тот момент, когда дети выросли и стали самостоятельными, и на его скромный взгляд перегибала палку. Понизив голос до трагического шепота - Оскара в студию! - он кивнул Картеру:
- Беги.
К моменту завершения конференц-звонка, беседа уже мало чем напоминала разговор матери и сына; пылая праведным гневом Картер сыпал обвинениями в адрес Эйлин, а та, спускаясь по лестнице со второго этажа, грозно цокала каблуками, намеревалась выдать последний громкий и скандальный аргумент. Эймер подозревал, что собирается озвучить жена, но остановить ее, увы, не успел.
- Если уйдешь, можешь забыть, что у тебя есть мать! Уходишь - и больше не возвращаешься, и денег не просишь. Хочешь быть самостоятельным - будь до конца, - громогласно выдала вампирша, будто проигнорировав все предыдущие обвинения.
- По рукам, - щелкнув пальцами, Картер продемонстрировал знак мира, после чего взялся за дверную ручку.
Перспектива самостоятельных заработков его не пугала: у него уже было несколько предложений по работе от молодых режиссеров. Конечно, роли маленькие и не шибко оплачиваемые, но и со школьных времен ему удалось скопить кое-какой капитал. На первое время им с Дарк хватит. Да и в целом, несмотря на присущую ему немалую долю цинизма, работы он не боялся. Да хоть кассиром в Макдональдс, только бы подальше от этого цирка. Сколько можно оправдывать нереализованные амбиции матери? Сколько можно терпеть этого домашнего тирана в юбке? Никогда он не мог понять почему отец не подал на развод. Нахрена ему вообще женщина, которая дома-то бывает несколько месяцев в году, а в остальное время раздает указания по скайпу?
- Можно я тоже? - из размышлений семью вырвала Эбби. В первую секунду никто даже не понял, о чем она говорит. - У меня контракт с модельным агентством, я вполне смогу себя прокормить.
Картер от удивления даже забыл открыть дверь, за которую уже держался. Лицо Эйлин вытянулось и слегла побелело. Конечно, женщина знала, что дочь у нее не промах (ну вся в нее, а!), но морально ей не удалось подготовиться к собственному провалу на материнском фронте. Полностью посвятив себя бизнесу, она упустила момент, когда дети из источника шума и постоянного стресса превратились в маленьких личностей, чье мнение шло вразрез с ее собственным. Они будто нарочно все делали назло! Почему ей никто не сказал раньше, что дети - это сложно? Черт побери, у ее собственных родителей так ловко все получалось!
- Так, стоп-стоп-стоп! - Эймер вмешался до начала открытых боевых действий. - Никто никуда не уходит. Семейный совет!
Семейный совет по традиции Брайсов собирался за круглым столом на кухне. Здесь же до отъезда близнецов в университет ровно в десять вечера каждый день проходил семейный ужин, присутствие на котором было обязательным для каждого члена семьи. Так Эймер старался поддерживать связь со стремительно растущими и перманентно недовольными детьми. Эйлин, проживавшая в Нью-Йорке, в совете не участвовала и о подобных традициях знала исключительно со слов мужа - и этот раз не стал исключением: мягко, но решительно Эйм оставил жену за закрытой дверью.
Взрывная Эйлин тут же представила, как собственные дети костерят ее пока та не слышит. Особенно младший сын, представлялось ей, тот уж точно не станет стесняться в выражениях. И все это - пока она рвется на работе, зарабатывая деньги на их чертовы хотелки, модные шмотки и новые гаджеты.
Старинный торшер с бархатным абажуром цвета марсала, резной и изысканный, купленный за сумасшедшие деньги на аукционе, приятно щекотнул подушечки пальцев. Хоть какая-то отрада - находить вот такие редкости, единичные экземпляры. Люди типировались, сбивались в кучки, а вот такие вот вещи были уникальными, один на миллион.
Иногда Эйлин казалось, что ее никто не понимает - это началось в подростковом возрасте, и со временем ощущение только росло. Со временем они отдалились с подругами: Зои Джейн погрязла в разборках с Логаном и его идиотскими играми, Викки ударилась в скорбь по погибшему отцу, а Джекки нашла любовника и укатила с ним в Азию изучать медитативные практики. А потом Эймер предложил завести детей - и все окончательно пошло вкривь и вкось! Близнецы поражали ее своей непроходимой тупостью, несмешными шутками, отсутствием концентрации внимания; Эбби ела так, будто была воспитана в хлеву, а не в доме. Эйлин было стыдно выходить с ними в люди, страшно потерять такую ораву на улице, где эти невоспитанные поросята тут же норовили разбегаться в разные стороны. В довершении всего после рождения дочери - господи, она ведь сама хотела дочь! - ее накрыла послеродовая депрессия. Два года решительно не хотелось ничего кроме сна, тишины, веревки и мыла. И только когда Эбби справила свой второй день рождения, многодетная мама взяла себя в руки - и укатила в другой штат, чтобы поработать и сменить обстановку. Она решила, что дети - это просто не ее, а Эймер так их хотел, баловал, души не чаял в этих крикливых монстрах... иными словами каждый получил то, что хотел. Так почему же теперь все недовольны?
Тем временем на кухне разгорались нешуточные страсти. Огромный факел над головой держал, разумеется, Картер.
Эймер с тоской окинул взглядом собственных отпрысков. Неужели и они с Зои Джейн регулярно устраивали родителям подобные встряски?
- Поехали по старшинству, - указательный палец отметил Аарона. - Ты куда собрался?
Помешивая сахар в чае, семь круговых оборотов против часовой стрелки, Аарон с иронией осмотрел то, что все еще именовалось остатками его семьи. Не то чтобы его не тревожило происходящее, однако Картера он прекрасно понимал и молча с ним соглашался. Пожалуй, он согласился бы и с тем, что отцу давно пора было подать на развод, но в отличие от брата, он понимал, по какой причине Эймер этого не сделал. Он просто любил Эйлин и действительно заботился о ее комфорте, что она эгоистично принимала. Так ежели их устраивало такое положение дел, зачем влезать в отношения двух взрослых людей и ворошить это змеиное гнездо?
- В кино схожу, - Ро пожал плечами. - Новый ужастик вышел, критики очень хвалили.
- Отличный план, одобряю, - Эймер облегченно вздохнул: ну хоть одной проблемой меньше. - Следующий.
- Съезжаю от вас, - подтвердил Картер озвученное ранее намерение и пояснил. - Буду жить в апартаментах на Лэйне с одной клевой девчонкой.
Эймера, вступившего в брак довольно рано по современным меркам, совершенно не смущал факт наличия у сына девушки и желания перебраться в собственную квартиру. Пожалуй, в восемнадцать это было более чем предсказуемо. Едва ли взрослому, почти совершеннолетнему парню, хотелось водить девушку домой, где комнату он делит с братом, и присутствует вездесущая младшая сестра.
- И почему раньше не сказал? Наш бюджет позволяет купить квартиру.
- Блин, пап, - возмутился Картер, скрестив руки на груди. - А можно побольше веры в собственного сына? Я в состоянии обеспечить себя и Лору.
- В целом возражений не имею, - Эйм кивнул, будто пытаясь убедить в том самого себя. Мальчишки рано научились обслуживать сами себя, вопрос стоял только в умении зарабатывать деньги. И тратить их разумно, конечно же, а не как они привыкли. - Ты только с девушкой познакомь. Пусть мама хоть немного успокоится.
У Картера имелись большие сомнения на счет того, что знакомство провинциальной Лорен и привыкшей к роскоши большого яблока Эйлин последнюю успокоит. Но, вероятно, представить девушку родителям будет правильным решением. И пусть мать как хочет, так и живет с этим.
Эйм устало повернулся к младшей дочери, осознавая, что данный раунд тоже проиграет, выложив все силы в бессмысленной борьбе против упрямства Картера. Эбби и визуально была практически полной копией Эйлин, а по характеру могла и мать заткнуть за пояс. Если ей что-то приходило в голову, сбить эту хрупкую фигурку с выбранного курса не представлялось возможным.
- Ну а ты чем порадуешь?
- Нью-Йоркское агентство предлагает выгодный контракт. Я могла бы поехать...
Эбби с вызовом посмотрела на отца. Подбородок ее вздернулся, готовый отражать атаку.
- Покажи контракт, и мы это обсудим.
Несколько секунд девушка хлопала ресницами в непонимании. Это что, ей не придется по примеру Картера втаптывать всех в грязь, доказывая, что ей плохо дома, а вот в другом городе?..
Окрыленная внезапной победой Эбби подхватилась и бегом кинулась вверх по лестнице - распечатывать полученное электронное письмо. Картер, подхватив сумку, направился к выходу даже не попрощавшись. Вставив наушник в правое ухо, Аарон обернулся в дверях:
- Я в кино, мам. Скоро вернусь.
С тоской глядя в закрывающуюся дверь Эйлин обернулась к мужу:
- Почему ты не сказал, что с ними так сложно?

---

Огни большого города

Всю дорогу до Бриджпорта Лорен провела в полудреме: ей снились сумбурные сны, отчасти воспоминания, отчасти мечты, дорисованные ее фантазией. По большей части сны эти вызывали чувство тоски. Не по ушедшему детству или оставленному вдали дому. Скорее, досада завладела ее сердцем: разговор с матерью вышел тяжелым. Как и ожидалось, желание единственной дочери вырваться из туманных низин было встречено в штыки. Каких только определений и упреков ни услышала Дарк из уст матери. Голос ее дрожал и плыл - и Лорен четко представила себе и ее бледное веснушчатое лицо, с такими же дрожащими губами и заплетающимся языком; представила трясущиеся руки, которыми она пытается налить в стакан воды. Зрелище это, встающее перед глазами, вызывало отвращение к обеим сторонам конфликта. Лорен понимала, что бросает мать, которая ее вырастила, и частично принимала упреки. Но если не действовать сейчас - больше такого шанса может не представиться. Картер, готовый забрать ее в столицу, Франц, приглашающий на свидание, работа в знаменитой галерее.
Она ведь не отказывается от памяти. Она поможет матери.
Надо только встать на ноги, обосноваться в столице, получить первую зарплату и понять, сколько денег она сможет отправлять в Твинбрук.
Быть может, стоит оценить дом, в котором проживает миссис Даркнесс, и перевезти ту в столицу, чтобы в случае очередного запоя...
Нет, лучше сразу разобраться с запоями.
- В Бриджпорте есть наркологическая клиника? - обратилась она к Картеру, что сосредоточенно вглядывался в дорогу за лобовым стеклом: по полотну стелился туман. - Думаю, может маму через какое-то время сюда перевезти.
Картер глянул на свою спутницу рассеянно: он слышал мельком, что ее мать любила выпить, а Лора не употребляла алкоголь совсем, и жизненные позиции их на этой почве расходились, но до проблем с зависимостью он не додумался. А вот, значит, откуда росли ноги у неприязни подруги к выпивке.
- Наверняка где-нибудь в Дэвлингтоне располагается, - Картер хмыкнул, припомнив и собственную семью. - Надо заодно и Эйлин туда же отправить, а то она порой такие чудные истории отцу рассказывает, что начинаешь сомневаться в адекватности человека.
Лорен, открыв глаза, судорожно вдохнула воздух: из-за поворота показались башни Толледо. Отправившись на практику в столицу Лорен первым делом посетила именно эту достопримечательность, что по обыкновению взирала на нее с нарядных открыток. Расположившись на скамейке в сквере девушка сделала свой первый столичный скетч - и поставила первую галочку в листе желаний. За двадцать один год ей не удалось вычеркнуть ни один пункт, но с появлением в жизни Брайсов, все вдруг перевернулось с ног на голову. Фантастическая семейка.
- Эйлин - это твоя мама? - уточнила девушка. Ей было удивительно, что Картер может сообщать о своем близком человеке вот так пренебрежительно. - А что с ней такое? С инопланетянами разговаривает?
Она расплылась в неуверенной улыбке. Эйлин Брилль не слыла медийной персоной, и все же, являясь дочерью басистки и барабанщика new blood, она казалась Дарк персоной крайне интересной. Ну не может же она быть сумасшедшей или иметь проблемы с наркотиками? Она ведь живет и работает в Нью-Йорке, у нее столько денег, что она может позволить себе все что угодно...
В понимании Лорен богатые люди не должны были иметь проблем, ведь они могли купить все что пожелают - от массажей и спа, отдыха на лучших курортах до лечения в лучших клиниках, если здоровье того требует.
- Нет, верит в какой-то вселенский заговор, - Картер неопределенно дернул плечом. Вдаваться в подробности ему не хотелось. - Верит во всякую дичь вроде того что тетя Кэрол - вовсе не тетя Кэрол.
- ... а дядя Карл? - расхохоталась Лора.
Ей вдруг представилось, что в другом штате у Брайсов живут родственники, семейка трансвеститов в духе Рокки Хоррора. И этот самый Рокки Хоррор на полном серьезе пожимает руку миссис Брилль и представляется тетей Кэрол.
Картер тоже улыбнулся. Улыбнулся неопределенно, никак шутку не прокомментировав. А Лорен, глядя на него, продолжала смеяться. От смеха лицо ее с тонкой кожей раскраснелось и стало выглядеть неестественно загорелым, будто она переборщила с бронзатором. Зная о столь неприятной особенности собственного лица, девушка поспешила спрятать его в ладонях, но тут же издала звук, похожий на поросячье хрюканье, и зашлась в новом припадке.
- Блин, - Лорен удалось подавить смех уже на въезде в город. Лицо ее все еще не вернуло привычный пепельный оттенок, а дыхание не пришло в норму, все еще хлюпая где-то в глотке. - Забавная у вас семья.
- Не очень, - честно отозвался Брайс.
Он бы многое отдал, чтобы иметь самую обычную семью. Пожертвовал бы кредиткой, феррари - лишь бы вместо Эйлин с ними жила обыкновенная женщина, а не машина для подсчета банкнот, раздающая указания. Чтобы все было как у всех: совместные выходные, семейные походы в кино и поездки в Европу на каникулы. Чтобы было как у семьи Джеймса, которая иногда брала его с собой в театр и музеи. Ведь те выкраивали время для совместных походов, несмотря на немалую занятость Холборна-старшего, работавшего старшим региональным прокурором, на наличие трех детей с различными интересами и кружками. И те умели поддерживать нормальные человеческие отношения, разговаривать без криков, скандалов и приказов. Картеру казалось, что настоящие отношения должны выстраиваться именно таким образом, как было выстроено в этой образцовой семье. Впрочем, предательство Джеймса - а Картер не мог назвать трусость бойфренда никак иначе - показывало, что не так уж все внутри семьи было и гладко. Если уж за несколько лет отношений он так и не смог признаться отцу, что его не интересуют девушки. Или за несколько лет отношений Джеймс просто не признался Картеру, что девушки его тоже интересуют?..
Заправив выбившуюся прядь за ухо, Брайс раздраженно выругался, никак не поясняя попутчице внезапную смену настроения. В той же степени в которой он любил Джея, тот его раздражал. Отчасти потому что они были похожи - а Картеру и с самим собой жилось несладко. Отчасти - потому что выкинуть Холборна из головы оказалось не так просто, тот подарил ему прощальный поцелуй - и отчалил в университет. Не сказал ни «да», ни «нет» на вопрос об окончании их отношений. Оставил Картера в подвешенном состоянии.
- Прости меня. Если я перегнула палку... - голос Лорен вырвал Картера из мрачных дум, в которых Джеймс уже наверняка нашел себе новую половинку и теперь руки его страстно прижимали совсем иного парня.
- А? - блондин с трудом сосредоточил взгляд на веснушчатом лице, снова приобретшем красноватый оттенок.
Погрузившись в собственные думы, он вел на автопилоте, просто по памяти, и теперь был крайне обескуражен двумя фактами: тем, что они едва не пролетели нужный квартал, и тем, что все это время Дарк что-то рассказывала, но в его уши не влетело ни слова; а он, между тем, даже представить не мог, что за тема заставила девушку сравняться по цвету с вареным раком.
- Это здесь, - неловко втиснувшись в правый ряд через сплошную, Картер в последний момент завернул в нужный двор.
Жилой комплекс, как и полагалось добротному продуманному кварталу, имел собственный подземный паркинг, оборудованный шлагбаумом, магнитным замком и прочими механизмами защиты от посягательства извне, поразившими провинциальную Лорен. В Твинбруке двери запирались на засов, и этого хватало. Машины парковали за заборами, и ни у кого не возникало мысли о краже или порче чужого имущества.
- Так что ты говорила? - поинтересовался ее спутник, стоило им спешиться на парковке. - Я все прослушал.
- Неважно, - замялась Дарк.
Они зашагали по разлинованному бетонному полу. Каждый шаг разносился гулким эхо. Примерно такая же пустота зверела и в голове Даркнесс.
Не услышал - значит и не надо. Она уже сто раз пожалела, что выпалила ему про Франца. В конце концов никаких отношений с гитаристом у них не было, а значит разговор этот можно было отложить на потом. А возможно и вовсе вычеркнуть из планов.
Съемная квартира показалась Лорен поистине королевской. Новая мебель, просторные светлые комнаты, люстра с висюльками, мягкие наглаженные шторы - Лорен минуты три не могла от них отлипнуть - и просто фантастический вид из окна на реку.
- Можно я поставлю здесь несколько растений в горшках?
Лорен указала на кухонный подоконник, показавшийся ей особо сиротливым.
- Делай что хочешь, - махнул рукой Картер; после того как Лорен несколько минут мусолила шторы, он понял, что ей тут будет по душе. - Хозяйка квартиры просила только не трогать венецианскую штукатурку в гостиной. Остальное на твой выбор.
Сердце девушки затрепетало. Квартира. Квартира в центре Бриджпорта! И она может в ней жить, спать в двуспальной кровати, развешивать наряды в шкафу-купе и даже купить какой-нибудь кактус на подоконник! Возможно, ей даже разрешат повесить свои картины на стену. Это, должно быть, сон. Так ведь не бывает. Дружба дружбой, но разве же может человек вот так просто взять и выложить свои кровные деньги, чтобы снять квартиру для другого? Ведь лето закончится - и Картер еще на два года возвратится в университет.
- Слушай, Карти, что я тебе должна? Ну то есть... это ведь не нормально, что ты снимаешь для меня такую дорогую квартиру. Я могу оплатить часть аренды. Или покупать продукты. Или...
- Ло... - шагнув к Лорен, Картер решительно пресек поток сбивчивых речей, приложив палец к ее губам. - Ненормально - жить на болоте в доме с покосившейся крышей и пьющей матерью. Все остальное - в рамках нормы.
...а Лорен смотрела Картеру в глаза, и все никак не могла взять в толк, что же тому от нее нужно. Момент был такой располагающий к поцелую благодарной принцессы. Вот только прекрасный принц никаких поцелуев не желал, и сразу обозначил границы: все нежности исключительно на публике, в остальное время - просто дружеское общение. Никаких объятий, никаких ласк, никакого секса. Ну то есть... изображать его подружку на публике - не так уж и много за те возможности, которые он перед ней открывает. Едва ли она смогла бы позволить себе снимать жилье в ОлдБридж; где-нибудь в Дэвлингтоне, возможно, откуда добираться до работы не менее часа. Если бы она вообще решилась на подобную авантюру.
Хотелось ответить чем-то большим. Но большего Брайс не принимал - и вызывал в голове Лорен когнитивный диссонанс. Красивая сказка с любовью к красивому юноше превращалась не то в трагикомедию, не то в драму с наличием сразу нескольких любовных треугольников. Дарк просто не понимала почему люди так живут. Разве же любовь - не самое важное в отношениях пары?
На ее взгляд все было просто: обоим парням просто стоило принять себя такими какие они есть, съехаться, любить друг друга - и мир тоже примет их. Вместе с родителями, работодателями и фанатами. Вуаля, все счастливы. А эти двое просто все усложняют. Но Картер отчего-то смотрел на девушку с иронией: «Жизнь - не бег по радуге наперегонки с единорожками, Ло».
Устроившись одна в огромной кровати, Лорен почувствовала себя королевой - и крепко призадумалась о жизни европейской знати. Все-таки браки по расчету были занятной штукой. Ты получал деньги, власть, уважение - все, к чему стремится современное общество - ну а любовь искал где-то на стороне. Девушка включила убаюкивающие гитарные партии black sunday в наушниках, и тут же подумала о Франце и том милом сообщении, что он прислал вчера.
Быть может, вся эта аристократия знала толк в жизни?..

---

Оттепель
X. Black is black. Cpt.3

- Успела что-нибудь выучить?
Голос Фрэнки вырывает из кошмарных воспоминаний: красивое лицо с острыми клыками все еще занимает львиную долю моих мыслей. Не только в обвинительном контексте. Я все прокручиваю в голове свое поведение и пытаюсь найти изъяны. И с каждым днем получается все лучше, ведь если вдуматься, мое поведение рядом с бессмертным и правда было... нелогично, неосмотрительно. Да много различных «не» приходило в голову, когда я анализировала наши отношения.
На моем пути к закрытию летней сессии оставалась лишь одна преграда: экзамен по банковскому ритейлу в исполнении профессора МакДейла, декана нашей кафедры. Успела ли я что-то выучить в перерывах между самокопанием? Едва ли.
- Кое-что помню, - вяло отзываюсь я.
Говоря по правде, я не слишком заинтересована в закрытии сессии, она кажется мне далекой, ненатуральной - лишь ширмой реального мира, в котором события далеки от реализации банковских продуктов. Если ты не Ванир, конечно.
- У меня шпоры есть, - сообщает блондинка. - Если хочешь, можем сесть рядом, я поделюсь.
Даже Ванир предлагает надиктовать мне ответы в наушник, хотя вообще-то он не сторонник распыляться на экзаменах, и справедливо полагает, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, «ходить на лекции надо было», «это ты должна выучить», и прочую банальщину. Но десятью минутами ранее он увидел на лице кузины опухший нос и, с жаром поинтересовавшись произошедшим, конкретно так подвис, узнав, что я просто встретила Севена. Видимо, поначалу он все еще ждал продолжения увлекательнейшей истории, мол, шла мимо библиотеки, сама впечаталась лицом в полку. Я даже не отрицаю вероятности того, что в мире кузена Севен не убивает детей, не бьет женщин и вообще джентльмен, однако со мной это отчего-то не сработало. Я говорю «отчего-то», но в душе мы с Ваниром оба знаем ответ. Словно прочтя мысли, тот интересуется:
- А ты была в этой юбке?
Но ответом ему служат лишь с особым усердием закаченные глаза.
Я все прекрасно понимаю, но с каких это пор длина юбки служит оправданием подобных поступков? Даже если Севен все это время считал меня просто безмозглой куклой в мини, это не повод наградить меня синяками и ссадинами, запугивать и обзывать. Да, я вела себя глупо, безрассудно, несколько раз почти соглашалась запрыгнуть к нему в постель, и возможно сама провоцировала его на флирт и попытки соблазнения. Но в этот раз все было иначе.
- Он просто бесится, что я его не слушаюсь.
Одобрение промелькнуло во взгляде Ванира. И одобрял он, кажется, вовсе не меня, ведь он сам старший брат и искренне считает возможным влезать в жизнь сестры. Сочувствую Терри.
Припечатать что-нибудь веское и обидное я уже не успеваю: в считанные секунды профессор МакДейл пересекает коридор. Все его внимание занимают ведомости в руках.
- Так, - голос его, строгий и высокий, пронесся над головами студентов, перекрывая гул голосов. – Бернс-Ренкольн, Брайс, Саммерс и Уилсон, вы со мной, у вас автомат.
Коридор вновь наполняется голосами, на этот раз восторженными: Саммерс и Уилсон ликуют. Ванир, уверена, даже не сомневался в собственном успехе. Но как, скажите на милость, в данный список попала студентка, пропустившая добрую половину лекций из-за собраний Гринпис и прочей активной деятельности? Замыкая процессию, я просочилась в аудиторию. Мысль о том, что моя фамилия каким-то обманным путем попала в список, не покидала голову ни на секунду.
- Мисс Брайс, - декан пролистал мою зачетку в сомнении, медля.
Внимательно рассмотрел фото, изучил предыдущие оценки – словно знакомился с нерадивой студенткой, посещавшей его предмет спустя рукава. Догадки, словно пчелы в улье, жужжали в черепной коробке. Вероятно, кто-то надавил на МакДейла. Возможно ли, что Бен приложил руку к моему успеху на сессии? Или, быть может, сам Логан Бернс, не подавая виду, все же участвует в судьбе дочери? Ведь это его факультет, где ранее он преподавал, и в его интересах моя специализация в банковском деле.
- Я слышал о том, что произошло с вами, мисс Брайс, - МакДейл в пух и прах разбил мои догадки. – Знаю, что это случилось на территории кампуса, и нападавший не числится студентом нашего университета.
Смотрю на него во все глаза. Голова моя послушно кивает.
Вот оно что! Боятся, что я подам в суд или что-то вроде того. Пресса, скандалы, денежные компенсации.
- Прекрасно представляю, что вам довелось перенести, - не дождавшись ответа продолжил декан, взгляд его остался серьезным, но вобрал в себя сочувствующую нотку. – Я и сам в свое время становился жертвой буллинга. И мне бы хотелось от лица университета как-то поддержать вас, Хоуп. Хотя бы оградить от экзаменационного стресса. Это ведь последний ваш экзамен? Поезжайте домой, отдохните. А обо всех формальностях я позабочусь.
Его рука выводит размашистое «отлично», а губы растягиваются в ободряющей улыбке.
А я смотрю на него и не могу определить, действительно ли он такой внимательный к студентам или все это фальшь. Мне больше не кажется, что я разбираюсь в людях.

- По-моему, это мило, - сообщила Лорен свое мнение.
Она откусила от яблока добрую половину и теперь усиленно работала челюстями, что мешало ей поделиться дальнейшими мыслями.
Возвращаться в Саммерхолд, в квартиру, где все было пропитано воспоминаниями о Севене и о нашем поцелуе, было больно, а потому я просто тусила вместе с подругой. Мы неспешно вышагивали по косой общаге – торопиться было некуда, все равно отъезд в Бриджпорт назначен на завтра, а вещи в дорогу были собраны еще два дня назад. В школьные годы лето приносило боль расставаний, в этом же году все было иначе: Дарк предложили место гида в бриджпортском «Водолее», Картер снял небольшую квартирку в центре города и теперь готовился шокировать тетю Эйлин фразой «Мам, это Лорен, мы будем жить вместе». Кроме того, я наконец-то смогу увидеться с Кэтти, упасть ей в ноги и молить о прощении. Только сейчас я стала понимать, какую опасную игру затеяла, столкнув ее с Севеном.
Мы меряем шагами общагу - бесцельно бродим по холлу и этажам, болтая ни о чем и периодически погружаясь в собственные мысли и переписку. У меня на том конце невидимой линии - Оливер, то выражающий беспокойство, то грозящийся поговорить с моим обидчиком по-мужски, у Лорен, судя по периодически расцветающей улыбке и рдеющим щекам - мистер носатый швед.
- Как дела с Францем? - интересуюсь нехотя.
За последние дни положение дел круто изменилось, во всяком случае стал очевиден факт, что в людях я не разбираюсь, а потому всю мою неприязнь к музыканту стоило смело и широким жестом списать в утиль. Возможно, я просто придираюсь. Возможно, Джо права и у парня действительно слабые сосуды.
- Странно, - отзывается подруга, не отрываясь от экрана.
Когда ее лицо наконец перестает подсвечиваться бело-голубым монотонным светом, улыбка сходит на нет, и она вдруг закусывает губу изнутри. В глазах ее застывает смесь счастья и недоумения, словно она до сих пор поверить не может в происходящее. И ее слова мои умозаключения только подтверждают:
- Все это. В целом. Мне всю жизнь не очень-то везло с парнями, менее полугода назад я планировала вернуться обратно в Твин к пьющей матери. В начале учебного года сетовала на промах с профессией и на то, что так и не нашла здесь достойного человека. Ты тогда сказала, что познакомишь меня с Францем, а я подумала, что у тебя белая горячка. Где я – и где он. А сейчас мне пишут сразу два красавчика, один из которых завтра везет меня жить и работать в столицу, а второй – мужчина, которого я считала небожителем, снизошел до обычной девчонки. Я никогда не верила в сказки, но все это так похоже на сюжет одной из них, что я все еще боюсь проснуться, и понять, что это был лишь сон.
Жизнь подруги кардинально отличается от привычной мне жизни на Бриджпортских холмах. Наше окружение кажется ей фантастикой, далекой от жизненных реалий. На самом же деле все эти небожители хороши именно тем, что далеки от народа. Скелеты прячутся по шкафам каждого звездного обитателя, готовые вывалиться из них, стоит неосторожно подойти ближе.
- Это не сон, Лорен, это реальность, она порой пускает пыль в глаза. Ты не забывай, что один из твоих красавчиков – голубой.
«А второй - наркоман», - про себя добавляю, но озвучивать не решаюсь. В конце концов подруга не напоминает мне о том, что лицо мое покрыто плотным слоем косметических средств, включая корректор повышенной плотности, предназначенный для перекрытия татуировок, и я чувствую прилив благодарности за эту чуткость.
- Ну... это же не отменяет того, что он красавчик. Ну а вы с... Севеном, - она произнесла его имя с заминкой, с какой-то особой интонацией. - Между вами теперь все кончено?
- Сложно покончить с тем, чего не было.
Официально мы значились родственниками, и никаких отношений между нами – кроме того самого секса без последствий – не могло и быть. Кроме того, он был помолвлен, я была помолвлена… Но в данной ситуации значилось слишком много неизвестных и переменных. Позиция отца не совсем ясна: он готовит роскошный подарок, за который Севен грозится перегрызть мне глотку, но сообщать о нем, кажется, не планирует. Как часто придется сталкиваться с братом? Как часто он будет приезжать проведать Ванира в следующем году?
- У нас общие друзья. Так что будем действовать по обстоятельствам.
Мои ноги неосторожно шагнули за угол, продолжая движение по коридору. Платформа босоножек гулко отбивала рваный ритм о кафельный пол, звенели цепочки, опутавшие кожаные ремешки. Где-то на стене тикали часы, отмеряя последние часы до окончания второго года в университете. Мы практически достигли цели – локальной цели, я имею в виду, не глобальной – комнаты, занимаемой Дарк и Селеной, когда оклик достиг моих ушей.
Мужской голос, такой знакомый и родной, что провел меня сквозь школьную жизнь как ангел-хранитель, настиг в университетской жизни в неподходящий момент. Или быть может, в моей университетской жизни просто не было места для капитана команды по лакросу, а потому каждый из моментов становился непригодным для встречи. Как бы то ни было, сегодняшний вечер слыл самым ужасным – синяки проступали сквозь косметический слоенный пирог, опухшая переносица говорила сама за себя.
Узкий коридор метров в шесть длиной с вереницей одинаковых дверей лежал между мной и Адамом пропастью. Вернее, лежал он между мной, Лорен, Адамом и его спутницей, все норовившей прильнуть к руке мистера Совершенство. И знаете, Адам просто не был бы Адамом, если бы не преодолел эту пропасть одним махом, будто не заметив. А потому, предупреждая развитие событий, я резко рванула на себя дверь комнаты.
- Прости, Эд, масса дел, - надев на лицо милую улыбку, сообщила я.
В душе бушевала паника: вот сейчас он увидит мое лицо - и... И что он сделает? Не то полезет на рожон разбираться с тем, кто ему не по зубам, не то доложит родителям о происшествии. Несмотря на намечающуюся скорую встречу, я все еще планировала скрыть от Брайсов следы пребывания Севена в кампусе. Сказать, что вновь решила прокатиться на доске, одолженной у друзей. Никто даже не удивится, родственники привыкли к иррациональным решениям.
- Не говори ему, - громким страдальческим шепотом не то попросила, не то потребовала, обращаясь к Лорен.
- Не заставляй меня врать, - громким шепотом взмолилась Дарк.
Врать подруга не умела, а потому и не любила. Глаза ее округлились и судорожно забегали, вероятно Лорен прикидывала, лучше ей прикинуться глухонемой или больной синдромом Туретта.
Хоуп! - звучный голос Адама огласил коридор. Чтобы привлечь внимание, он вновь помахал (блаженное лицо его спутницы перекосило будто реставратор прошелся по нему ацетоном).
Не обратив ни малейшего внимания на поплывшую улыбку, Эдди шагнул в нашу с Дарк сторону. Не оставалось ни малейшего шанса, что он не заметит замазанные ссадины.
- Придумай что-нибудь, - шепнула я, теряя последние капли самообладания.
Излишне громко хлопнув дверью комнаты, я вжалась в лакированную поверхность спиной. Не хватало только, чтобы Брайсы узнали о произошедшем, у Хантера точно хватит связей, чтобы отчислить меня из университета. Нет-нет, я не могла позволить самостоятельной жизни закончиться едва начавшись. Я должна доказать родственникам, что достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные взвешенные решения и нести за них ответственность. И совершенно ни к чему пугать их лишней информацией о том, что по кампусу иногда разгуливает неуравновешенный психопат.
- Привет, - выдохнул Эдди по ту сторону двери. С легким таким придыханием и немного - с удивлением. - А Хоуп...?
- О, привет! - нотки истерии ожидаемо прозвучали в голосе подруги. - Хоуп? А, Хоуп... а она сейчас занята. Ей надо... помыть голову, вот.
- Помыть голову... ясно.
Я с трудом подавила фейспалм. Помыть голову, черт побери! По счастью это был Адам, и подходила любая дурацкая отмазка: парню просто хватало мозгов, чтобы понять, что ему не рады, и такта, чтобы молча удалиться.
На том диалог и должен был логично завершиться сам собой. Но мисс Даркнесс уже понесло.
- Ну да, помыть голову. Ты же знаешь Хоуп, - уверенно вещал тонкий голосок. - Она такая активистка, навалила на себя столько дел, даже принять душ некогда, вот и приходится делать это между экзаменом и важной встречей прямо в общаге. Я не могла ей отказать.
В коридоре повисло неловкое молчание. Вероятно, оба собеседника переваривали только что полученный объем информации.
- Да, - Адам нарушил тишину. - Я вижу, ты отличная подруга...
- Дарк, я Дарк, а ты Эдди, я знаю. О, то есть Адам. То есть мистер Хэмлок.
По эту сторону двери наступил ледниковый период. Мозг сковало ледяной коркой. Я даже закусила губу, чтобы не завыть в голос. Дарк, вероятно, испытывала обратные проблемы и пыталась сгореть от стыда.
- Она все еще зовет меня Эдди? - мягко, с ноткой иронии поинтересовался Адам, будто считал будто может на что-то рассчитывать. - Это мило. Собственно, - он прокашлялся, возвращая голосу серьезные минорные интонации. - Я просто хотел сказать ей, что видел рекламный ролик и поздравить с дебютом. Всегда знал, что Хоуп создана для большого экрана.
- Я передам! - с готовностью отозвалась Лорен так быстро и так задорно, что любому бы стало очевидно ее стремление поскорее завершить диалог.
- Спасибо. И, Дарк...
- Да?
Передай ей, я не скажу ее родителям. Про лицо. Но если я еще раз увижу его в кампусе, - он выделил это «его» особой, злой интонацией. - Я заставлю его пожалеть об этом.

Во вторник утром я сдавала ключи от квартиры. Джорджиана усвистела обратно в город еще в воскресенье - на крыльях любви улетела к Киту, чтобы подольше побыть с архитектором перед поездкой в Нью-Йорк. Аарон колдовал над щитками и вентилями, отключая электричество и перекрывая воду, заботясь о состоянии квартиры, Лорен и Картер ждали внизу.
Две трети обучения подошли к концу, и впереди меня ждал последний учебный год, пугавший практикой, выпускными экзаменами и дипломной работой. Но сейчас я покидала стены этого дома, еще не знаю, суждено ли мне вернуться. Спасительная мысль о том, чтобы бросить обучение, сжигает изнутри.
...уже на выходе из комнаты, я оборачиваюсь, сентиментально пытаясь впечатать в память каждую мелочь полюбившейся комнаты. Широкий подоконник, на который так уютно влезть с ногами, вооружившись ноутбуком и чашкой кофе, непроходимые зеленые насаждения в горшках, подвесной стул... все кричит: «возвращайся», но я испытываю сомнения. Это место не залечит кровоточащие раны на душе, нанесенные его хозяином, а будет служить ненужным напоминанием о нем. О нашем поцелуе. О подарке на дне рождения. О ночных переписках и о нелепых откровениях. О том, как я хотела стать для него чем-то большим - и о том, что из этого вышло.
Взгляд еще раз осматривает взятое взаймы жилище - и натыкается на конспект, сиротливо брошенный на полу возле кровати. Здесь я пыталась заниматься банковским ритейлом - и здесь же бросила нелепые попытки; однако лекции, пожалуй, мне все же пригодятся. Особенно если я всерьез подумываю принять подарок отца.
Белые разлинованные листы были испещрены мелкими, написанными в спешке лекции буквами. Порой слова наскакивали друг на друга, наслаивались, дописывались и вставлялись в нужное место полотна текста. Черная гелевая ручка, автор данного конспекта, мирно покоилась поверх бумаги. Выглядела она словно только что отложенная, и ничто не предвещало беды. Однако стоило руке коснуться ее пластикового корпуса и немного наклонить, как водопад чернил хлынул прямо на конспект - уничтожая все написанное ранее.
Черные краски стремительно возвращались в мою жизнь. Впитывались в бумагу, расплывались безобразными неконтролируемыми пятнами. Тьма поглощала свет. Инь довлел над ян. Мир обваливался словно карточный домик.
Я возвращалась в Бриджпорт, больше не зная кто я и чего хочу.

---

Оттепель
IX. Black is black. Cpt.2

Июнь официально вступил в свои права. Невыносимый зной обрушился на ни в чем неповинный студенческий городок и его обитателей. Казалось, солнце неумолимо наступает на Землю, намереваясь спалить ее дотла. Практически все окна общежитий распахивались настежь, тут и там мелькали короткие юбки и шорты. В таких нечеловеческих условиях было практически невозможно сдавать экзамены.
К несчастью, Саммерхолд не являлся прибрежным городком, до ближайшего пляжа было два часа пути - иначе в тот злосчастный день мы бы, сдав экзамены, непременно сбежали на побережье. Возможно, все сложилось бы совершенно иначе, не будь меня в кампусе. Но… в тот момент я оказалась именно там - и наша встреча состоялась.
Было около пяти - солнце устало закатывалось за деревья, бросая под ноги прохожих длинные черные тени. Попутный ветер приятно обдувал затекшие в душной аудитории ноги. Я только что одержала победу над финансовым менеджментом в банковском деле, вырвав заслуженное «отлично» из лап принципиального преподавателя. Я готовилась как проклятая, неделю не вылезая из книг. Не отвечая на звонки и сообщения, порой забывая о приемах пищи. Но я сделала это, и теперь крайне довольная и гордая собой вышагивала по грунтовой дорожке к главному корпусу.
Мы договорились встретиться с Джорджианой в местном кафетерии: идти далеко не хотелось.
На крыльце устроила засаду на ласковые руки Фейри, местная кошечка, которую обожало подавляющее число студентов. Некоторые из них не только подкармливали кису, но и забирали ее к себе в комнату пережидать морозы, кто-то старательно намывал ее белую блестящую шерстку.
В моем личном дневнике примет кошка означала неудачу. Стоило мне встретить Фейри или любого другого представителя семейства кошачьих на пути, как день был пущен буквально коту под хвост. Возможно, все это не более чем психосоматика и не имеет под собой никакой убедительной доказательной базы по части примет. Именно в этом я попыталась себя убедить, огибая распластавшееся возле двери пушистое создание. Все эти годы после пожара я не позволяла себе дотрагиваться до кошек, слишком яркими и пугающими были видения из прошлого. Казалось, стоит только протянуть руку - и некогда мягкое пушистое тельце окажется холодным и безжизненным. Возможно, мне стоило посетить психоаналитика, проработать этот момент. Или же попытаться справиться с ним самой. В конце концов в древнем мире кошки считались оберегами и животными, приносящими удачу. Это мое сознание свернуло куда-то не туда.
Свернула и я - вместе со своим сознанием и всеми остальными комплектующими. Ноги несли меня на третий этаж, откуда доносились пленительные ароматы кофе, марципана и разнокалиберных штучек для выпечки. Каблуки босоножек весело цокали о металлические пороги ступеней, вторя биту какой-то веселой попсовой мелодии, разлетавшейся по этажу. Иными словами, настроение было высший класс. И, казалось, в тот момент ничто не способно было его испортить. Но... Севен обладал бесчисленным количеством талантов, и таким - портить все, я имею в виду - в том числе. Как там говорила Джорджи? Разрушитель, не так ли? В тот момент, когда мы встретились взглядами - его стальные глаза полоснули острием мне по горлу - я вспомнила слова сестры. Неожиданная доселе мысль вдруг промелькнула в черепной коробке: «а быть может, она знала о чем говорит?» - но была отброшена на границы сознания. Это ведь Севен, думала я. Я знаю его как облупленного, думала.
Не знаю уж, кого он там поджидал, затаившись между кадкой с пальмой и вендинговым автоматом, но взгляд его ничего хорошего не выражал. По-хорошему так и вовсе советовал пройти мимо - что я и попыталась проделать пока не была грубо перехвачена рукой в черном худи.
- До тебя с трудом доходит, да? - начал Сев свою пламенную речь. Разве что огнем в лицо не дыхнул. - Я велел тебе держаться подальше от Оливера.
Тон его - приглушенный, но резкий; рука грубо, до болевых ощущений стискивает предплечье. Я морщусь и пытаюсь высвободить конечность. Внутри меня уже поднимает голову такой же огнедышащий дракон:
- Что так? Боишься, он сдаст твои планы по получению наследства? А повелевать бабами своими будешь, тоже мне, король нашелся.
Я наградила псевдобрата раздраженным взглядом, мол, отпускай и иди по своим делам. У нормальных людей - в нормальном мире - после просмотра отвращения в чужих глазах в головах обычно что-то щелкало, но бессмертный оказался совершенно непрошибаемым, лишь кадык нервно дернулся вверх-вниз, оповещая, что предположение если и не попало в цель, то выстрелило где-то рядом. Глаза его казалось потемнели еще сильнее, и на дне их мне почудилось нечто, впечатавшее в мозг здравую мысль о побеге.
- Не смей даже упоминать о наследстве, - грозно прошипел Севен.
Пальцы его пуще прежнего сдавливали понемногу немеющую конечность. И это неприятное покалывание услужливо сообщало: угроза собственному здоровью.
- Отпусти, - зло шикнула.
Не хотела привлекать лишнее внимание к данной сцене. Хватило и Бена с его пришествием на Хэллоуин, после которой мою персону долго обсуждали по всем углам. А оттого часть сознания решила будто перенести всю эту сцену в другое место будет куда более разумным решением. Другая же часть сознания предлагала позорно бежать с поля боя и искать защиты. Но - мне хватало понимания - от бессмертного не сбежать.
- Уйдем отсюда. Мне лишние разговоры не нужны.
- Да мне как-то пофигу, - был ответ.
Однако цепкая хватка ослабла на момент, и момента того хватило, чтобы руку высвободить, что я незамедлительно и сделала. Попятилась от лестницы, шагнула в коридор. Севен, поигрывая желваками, двинулся в ту же сторону.
Одетый в тотал блэк, в черном же капюшоне, он всегда производил впечатление. Высокая его фигура с кубиками пресса, с рельефными бицепсами и трицепсами действовали на девушек магнетически. Всем упорно представлялся образ этакого благородного защитника. Вот только на деле все наоборот - флюиды угрозы исходят от бессмертного мутными волнами.
Коридор, тот самый, что находился за нашими спинами, вел в западное крыло. Располагались там библиотеки, читальный зал да несколько уборных. Зато в самом его конце находилась дверь, ведущая к фонтану на заднем дворе - единственный мой шанс оказаться на улице. Впрочем, пока я неслась по коридору, отчаянно громко стуча каблуками, мерещилось, что труп мой в фонтане том и обнаружат. А потому в последний момент я вдруг решила завернуть в библиотеку, где в случае чего можно и на помощь позвать - в период экзаменационных сессий в зал электронной картотеки даже стояли очереди. Затаившись между величественными стеллажами - своды их стремились вверх на два этажа к самой крыше, я притворилась крайне увлеченной изучением разноцветных корешков. Здесь, в шепоте перелистываемых страниц, биение сердца о ребра казалось самым громким звуком. Вероятно, то же ощущают все эти ребята из фильмов ужасов, за которыми, отчаянно пыхтя и размахивая топором, несется маньяк. Вот только Севен не несется, он приближается медленно и неумолимо, еще сильнее нагнетая обстановку. В руках у него нет оружия, но мозг мой охотно додумывает, какие предметы можно использовать в качестве орудия пыток и убийства. Проклятый кинематограф! Пора завязывать со страшилками.
Отступать мне некуда. Глядя как Севен неспешно заворачивает за длинный стеллаж с французской классикой, возле которого я и нахожусь, вспоминаю, что лучшая защита - это нападение. Пожалуй, стоило попросить у Ванира пару уроков самообороны, потому как на данный момент мой арсенал ограничивается лишь ударом в лицо да коленом в пах.
- Я буду кричать и защищаться, - воинственно сжимая кулаки, поведала я, и, подумав, добавила. - И пожалуюсь на тебя Бену.
- Да хоть господу Богу.
Впервые в жизни он так холоден со мной. Держится на расстоянии вытянутой руки, так, будто мы и не знакомы вовсе. Так, будто я - его припозднившийся ужин. Какая-то очередная теплокровная красотка, купившаяся на его чары, а потом осознавшая происходящее. Впрочем, на такую девчонку Севен бы смотрел снисходительно. На мне же фокусировал свой взгляд с презрением.
Несколько секунд этой черной фигуре понадобилось, чтобы преодолеть разделявшее нас расстояние: стенд с многотомниками Дюма словно сообщник бессмертного поймал меня со спины. Лицо Севена, застывшее и неподвижное, в потемках выглядело еще более мрачно, чем при свете. Глаза - два черных провала, обрамленных столь же черными ресницами.
- Что же не кричишь? - зловещий шепот прокрался в уши.
Рука его тронула прядь волос, намотав колечком на палец. Осознание, что не пустая угроза, но опасное действие последует за его словами, повисло в воздухе удушливым пыльным ароматом. Я не знаю человека, что стоит передо мной. Он другой, совсем чужой. У него лик убийцы, а не того грустного одинокого мальчишки, явившегося мне в прошлую нашу встречу. Его боль прорывается наружу огненной яростью, а вовсе не немым криком.
- Ты не такой, - шепчу я словно мантру.
- Я именно такой, звезда моя, - лишь уголок рта дергается вверх словно в припадке. - Хотела с Куртом познакомиться - ну так вот он, нравится?
Холодная ладонь скользит по бедру, с легкостью поднимая волну мурашек по всему телу. Я закрываю глаза и пытаюсь забыться, притвориться слепой, обострить слух. Каждое слово - взрыв фейерверков под закрытыми веками.
Где-то вдалеке, за стеллажами громким шепотом переговариваются студенты профессора Беккера - обсуждают скорую защиту дипломов и делятся планами относительно продолжения учебы и предстоящей в том случае диссертации.
Я могу набрать побольше воздуха в легкие - и закричать что есть мочи. Но сам ужас сковывает грудную клетку, не позволяя не то что кричать, но даже дышать. Тело замирает. Электрический разряд мурашек бежит по позвоночнику, пробирается к затылку и электризует волосы на макушке.
- Он любит причинять людям боль, - холодная рука скользит все выше. - Моральную.
Вторая рука аккуратно, но плотно сжимает челюсть. Почти что нежность ощущается в том прикосновении. И будь я чуть менее напугана - ну хотя бы на четверть - я бы растворилась под этими руками.
- Физическую, - продолжает Севен, сжимая подбородок плотнее.
Кольцо пальцев еще немного - и оставит отпечатки на моем лице.
- Я... я все поняла, - драматическим шепотом возвещаю я.
Ни дать ни взять актриса театра и кино, однако на большее не хватает ни воздуха, ни сил. На самом деле я ничерта не понимаю, но признаваться в том не просто бессмысленно, но и опасно. Кто знает, как Севен отреагирует? Все, что я имею сейчас в исходных данных - это два парня (одному из них нравлюсь я, другой - мне), которые настойчиво советуют мне друг от друга держаться подальше. В качестве неизвестной переменной - вопрос «а какого, собственно, черта я не могу сама решать, с кем мне общаться?!».
- Да ну? Серьезно? - ни на секунду не поверил Севен в мой актерский талант.
Рука его, впрочем, перестает давить на глотку, вполне мирно придерживая челюсть. Большой палец скользит по губам, подразумевая теперь, вероятно, в нашем положении посыл куда более интимный. Учитывая, что тело мое все еще размазано по стеллажу телом более крупным и весьма привлекательным, действие сие может показаться вполне оправданным.
Такая смена настроения, признаться, мне по душе - особо фривольные сны даже периодически транслируют в разгоряченный мозг нечто подобное - и я задумываюсь, а не послать ли к чертям все условности. Вот прямо здесь. Или в туалетной кабинке всего в паре метров отсюда. Или быть может мы даже сможем дотерпеть до Саммерхолда - посмотреть как из ушей кузенов и сестры пар повалит, стоит нам показаться на пороге.
- Отпусти, - прошу. - Не нужен мне твой Оливер.
В моих планах действительно нет общения с Шерриданом, однако за его планы я не ручаюсь. Но это уж пусть Сев господина Режиссера зажимает в библиотеке. Уж как-нибудь без меня.
Из колонки над стойкой информации льется тихая, но настойчивая - ну прямо как Севен! - лирическая баллада, что агитирует заниматься любовью, а не войной. Прям удивительно в тему, будто кто-то свыше составил саундтрек для фильма по мотивам моей жизни. Поддавшись на уговоры - не только песни, но и собственного традиционно потекшего мозга - я позволяю себе разомкнуть губы и на тяжелом разгоряченном выдохе легонько прикусить татуированный палец.
- Может найдем более уединенное место?
Упиваясь собственными ощущениями, во стократ усиленными возбуждением (серьезно? Неужели после стольких лет знакомства я все-таки соглашусь с ним переспать? Подождите-ка, я что, сама это и предложила?), мне не сразу удалось понять, что лирическая агитация сработала лишь на одном из нас. Севен же выглядел довольно обескураженным моим поведением; глаза его из-под мягких темных прядей выглядывали с подозрением. Тон его не стал мягче, когда он решительно отрезал:
- Откажись от банка.
- Ч-чего?
- Отец хочет учредить компанию на твое имя. Ты должна отказаться.
Неожиданное открытие - мысли бессмертного несутся совсем в иных направлениях - стало для меня неприятным. Я бы даже сказала, оскорбительным. Внутренности мои объяты пламенем, я тут едва ли не из трусов выскакиваю, а он мне про какой-то банк втирает! Вероятно, то самое наследство, о котором вещал Оливер.
- Даю единственный шанс выпутаться из того дерьма, в которое тебя втянули.
Внутреннего запала хватает на злобное шипение:
- Без тебя решу.
Язык едва ворочается, дыхание перехватывает. Меня сжигает изнутри два желания - без промедления зацеловать эти пересохшие губы. И врезать их обладателю со всей силы. За то, что он со мной делает. За то, что не ощущает то же самое. За то, что он так жесток со мной.
- Что ты решишь? Ты же обыкновенная кукла, - холодная рука вновь сжимает мое запястье, мешает вырваться и уйти.
Но ничто не ранит так как холодный тон.
Слова его звучат в отдалении. Словно не здесь, не со мной. Словно тону. Я погружаюсь под толщу воды и не могу вынырнуть. Вроде бы вижу свет, тянусь к нему, но сил вытолкнуть себя сквозь пучину, глотнуть спасительного кислорода - не хватает. И с каждой минутой я все слабее.
Севен говорит что-то еще, но губы его шевелятся совершенно беззвучно, будто кто-то милостивый нажал на кнопку mute, отключая всю ту мерзопакость, что вылетает из его рта. Вот значит кто я для него. Кукла. Просто кукла. Почти целая жизнь на школьной скамье, два года в университете с заветными «отлично» - все это пустое, ничего не значащая мелочь; просто потому что мое тело вписывается в эталоны женской красоты и он не желает смотреть глубже. Я для него игрушка. Кукла. Способ получения наследства.
Значит, все эти годы он потратил на меня только для того, чтобы получить свое. Не потому, что я ему интересна. Боже мой, Оливер был прав, а я ошибалась. Поверить не могу, я защищала его, а он оказался самым обыкновенным проходимцем!..
В последней попытке отчаянно тонущего я нащупываю опору за спиной, тяну изо всех сил - фолиант оттягивает руку - и резко веду его по дуге. Словно я метатель молота, только не разжимая пальцы. Книга в мрачно-серой обложке, нечто среднее между асфальтом и графитом, метит прямо в висок своей жертве - и на несколько секунд я даже ощущаю торжество. Весь этот полет, кажется, длится целую вечность: кадр за кадром я вижу как книга меняет положение в пространстве, разворачиваясь в сжимающей ее руке по часовой стрелке, как медленно сближается с красивым профилем. И вдруг в следующий миг - я даже не успеваю осознать произошедшее - весь мир взрывается мириадами огней, вероятно, то искры летят из глаз, сомкнувшихся от неожиданной пронзающей боли во всем теле.
Не знаю, сколько проходит времени прежде чем я прихожу в себя, не могу определить даже примерный порядок, но первое, что слышу - это глухой хлопок: то томик Дюма, тот самый, что я сжимала, приземляется на паркет. Лицо мое пылает и саднит, и, кажется, все покрыто жидкостью неизвестного происхождения. Надеюсь, слезами. Однако ноющая боль в переносице, усиливающаяся на вдохе, заставляет в подобной надежде усомниться.
Из глотки рвутся несвязные скомканные ругательства - примерно весь мой скудный их запас идет в ход, скорее чтобы заглушить боль, чем в реальной попытке задеть обидчика за живое. Картер уверял, что когда я злюсь, то становлюсь похожа на разъяренного хомячка, и все мои попытки хоть как-то реабилитироваться использованием ненормативной лексики, выглядят умилительно. Вероятно, Севен с ним не согласен. Глаза его вновь проваливаются во тьму, рука стальными тисками сжимает горло. Здесь нет места сексуальному подтексту, еще немного - и он поставит под угрозу мою способность дышать.
- Мой тебе совет, киска: прикуси свой длинный язычок. Ты больше не в том мире, где можешь разбрасываться словами, за каждое из них придется отвечать. Иначе... кто-нибудь порвет тебе глотку.
Словно в доказательство собственных слов Севен наклоняется - и его дурманящий запах вдруг отзывается болезненными ощущениями, металлическим привкусом крови. Клыки в полутемном закутке выглядят идеально белыми, остро заточенными клинками, готовыми поквитаться с обидчиком. Вот только я ни в чем не виновата. Проклятая ампула, проклятый банк, проклятый Оливер!
Горячая влага переполняет веки, водопадами струится с ресниц. Ударом молота в моей голове звенит всего один вопрос: «за что?». Я ведь не сделала ему ничего плохого! Я пыталась стать ему другом, сестрой, поддержкой. И вот что я получила взамен.
Сердце стучит как сумасшедшее, отбивает бластбиты, заполняя ими все пространство вокруг. Кислород превращается в тягучую субстанцию, и проглотить его практически нереально. Конечности отказываются повиноваться. В голове - полнейший сумбур. Я закрываю глаза - и выдыхаю, готовая принять следующий удар.
Время тянется вечно. Наконец меня настигает голос:
- Ты слабая и жалкая, - слова с интонацией презрения бьют наотмашь. - Вся в мать. Развела тут сырость.
Ледяные пальцы разжимают кольцо, сдавливающее горло - и я мешком картошки выпадаю из него, оседая на пол. Спасительный кислород внезапно обволакивает со всех сторон, и я вдыхаю, хриплю и вдыхаю снова, превозмогая боль. Оказывается, воздух здесь не такой уж спертый, душный и пыльный. Пропитанный запахами книг, он кажется мне божественно свежим, как ветерок в знойный день.
Запаха древесного парфюма здесь больше нет, как нет и его обладателя, он испарился еще до того как я заставила себя открыть глаза. Хотела посмотреть в лицо того, кто смел называться моим братом, спросить, получил ли он удовлетворение от данной сцены. Но его нет - и, вероятно, оно и к лучшему.
Кажется, всемогущее время остановилось навсегда, заставляя замереть не только стрелки часов, но и людей вокруг - их голоса стихли в одночасье, расплывчатые фигуры в отдалении покорно превратились в памятники самим себе. Я тоже замираю на полу, покрепче обхватив колени ладонями - так, словно цепляясь за последний оплот реальности - в той форме, в которой я ее знала. Ни в одном даже самом страшном сне мне не могло привидеться... такое.
Меня бьет крупная дрожь. Даже не знаю, что послужило сигналом к выбитым пробкам хладнокровного спокойствия, что напугало больше - бездонные глаза, скованные коркой льда или стальное кольцо пальцев, словно тиски сжимающие горло. Никогда прежде мне не доводилось испытывать такое горькое разочарование с соленым послевкусием слез. Ни один парень не был достоин того, чтобы из-за него плакали - я действительно так считала, - и вот, пожалуйста, сидя на пыльном паркете библиотеки я просто не в силах совладать с собой, осушить два горячих водопада, льющиеся из глаз.
Где-то вдалеке, на отшибе сознания раненой птицей бьется злая и обидная мысль о том, что меня предупреждали. Предупреждал каждый, кто был знаком с этим американским психопатом. Предупреждал каждый, кому не лень. Любой из моих родственников и друзей понимал, насколько опасен может быть наемник из темной семерки. И только до моего чертового рассудка никак не доходил смысл простого послания: убийцы убивают. Севену не составило бы никакого труда просто проломить мне черепную коробку. Возможно, именно так бессмертный бы и поступил, задумай я спрятаться в менее многолюдном месте вроде туалета, что, по счастью, просто не пришло мне в голову.
Сквозь толстое стекло воспоминаний, раз за разом встающих перед глазами, я смутно улавливаю движение. Неясная расплывчатая фигура, неподвластная застывшим часам, приближается, глухо цокая каблуками и с тихим, едва уловимым шелестом юбки опускается рядом. Спустя всего несколько мгновений - или прошла уже целая вечность? - кожу под носом обжигает ворсистое прикосновение.
Стеклянная толща с треском падает, представляя глазам реальную картину мира: на меня обрушивается гул примерно полутора десятка голосов, несколько пар обеспокоенных глаз обращены к подпорченному шрамом лицу. Рядом со мной, положив нетронутые загаром колени на грязный пол, восседает сводная сестра; в ее тонкой словно тростинка ручке крепко зажат белоснежный кружевной платок, которым она молча промокает мне лицо. Ткань расцветает отвратительными багровыми пятнами. Всего несколько мгновений - время ведь запущено снова, верно? - и белоснежная канва превращается в одну из вариаций теста Роршаха. Что я вижу в ней? "Это прекрасная бабочка".
- Кто тебя так? - голос Джо - совсем не ее, какой-то механический, звучащий словно в стеклянную банку.
Видимо, я выгляжу на редкость хреново. Настолько, что сестра избегает смотреть мне в глаза.
Может быть, пока я тут упивалась собственными страданиями, кто-то подменил эту белокурую малышку человекоподобным роботом?
- Дюма, - обессиленно выдыхаю я, с трудом смежая веки.
Кровь до сих пор стучит в висках, заглушая доводы здравого смысла. Ну кто в своем уме поверит, что я разбила нос, грызя гранит науки?
- У него на редкость крепкие руки для господина его возраста, - с сомнением произносит Джо, приподнимая мое лицо за подбородок.
Там, на шее под самой челюстью, стремительно наливаются два больших ежевичного цвета синяка.
- Завязывай с этими играми, Хоуп, - просит, почти умоляет Джорджиана. Ее рука хватает меня за рукав, прижимая к груди. - Пожалуйста, пожалей себя. Пожалей маму в конце концов, она просто не переживет если тебя... ох... если с тобой что-то случится.
Ее глаза - большие круглые блюдца, вопреки расхожему выражению, лишенные даже намека на удивление. Уж она-то, разумеется, прекрасно ведала, что в один гребаный день случится такая неведомая хренотень. Или если меня найдут с простреленным виском, ведь нечто подобное она хотела сказать, так?
- Ты была права, - язык быстрым нервным движением облизывает застывшую на губах кровь. - На его счет.
Бинго!
Брови Джо двумя пугливыми птицами устремляются вверх. Значит, мне все-таки удалось удивить мисс Меня-ничем-не-пронять.
- Права? - она обводит меня медленным задумчивым взглядом, словно ведя учет увечьям: кровоподтёк вместо носа, ссадина на колене, темные отпечатки пальцев на шее. Брови резко падают вниз, обозначая вертикальную складку над переносицей. - Ты ведь не хочешь сказать...
Интонации - вопросительные, темп - еще медленнее обычного.
Джо было почти девять, когда она начала заикаться. Последствия психологической травмы в результате пожара. Спустя семь с половиной лет сестра все также произносила слова на выдохе, размеренно и четко, стараясь не торопиться.
- Ты ведь не хочешь сказать, что все это сделал... - Джорджиана выдержала почти театральную паузу, прежде чем выдохнуть. - С-севен.
Серо-голубые глаза полыхнули огнем - и это было последнее, что я видела, прежде чем попала в эпицентр этого маленького благоухающего торнадо. Её руки, казалось, были везде: гладили по спине, заправляли за ухо непослушно выбившееся розовое колечко волос, утирали вновь льющиеся потоки слез. Ее крошечное тело - всего полтора метра ростом - сжималось в тугой комок праведного гнева, разжималось, резонировало в такт издаваемым нечленораздельным звукам, отдельным словам и всхлипам.
Представляю, что подумали о нас окружающие: две ненормальные девицы, сомкнувшись в настолько плотные объятия, будто желали слиться в единый организм, в два голоса рыдали и наперебой утешали друг друга по большей части обрывистыми, только им понятными фразами. Вместе со слезами, сбивчивыми признаниями и судорожными всхлипами нас покидали и силы. Опустошенные, выжженные изнутри, мы невидящими глазами уставились в разные стороны. В голове царил вакуум, но кровь в висках пульсировала все медленней, похожая на ласковые волны, едва щекочущие босые пятки. Именно в таком виде нас и нашли близнецы и Лорен.